Того позора Быченóк вспоминать не хотел! После злополучного для него Дня Милиции, стали называть снисходительно индейцем. В лицо. А за глаза Бычим Пенисом, или как по-грубже и обиднее.
«- Вон, Быч идёт». — А другой поддержит:» — Мясо красть»… И после, тихо рассмеются. Обидно старлею. И надо же так попасть. Старался для всего Отдела, и всем Отделом ныне дразнят. Настало время идти к начальству и просить перевод в другой край, на иную землю. Выходку с мясом он объяснил шуткой рыночного продавца, что давно точил на офицера зуб. Не объяснять же всю истину. Перевод на другой участок, в чужой район, был реален. Временно освобождалось место на Каламая, — царство деревянных застроек между Старым городом, сохранившим кое-где остатки защитных стен средневековья, кромкой береговой линии у порта пропахшего не всегда свежей рыбой и режимной грустью Батарейной тюрьмы. Ещё тут имелось производство: штамповочные корпуса «Нормы», отделение фабрики «Калев» по изготовлению мармелада, выпечка формового хлеба суровой пекарни, и майонезно-лимонадный заводик. Точного названия его, старлей пока что не знал. Ещё дальше, завод союзного значения «Вольта», за ним машиностроительный, дальше и по недалёкому соседству, культурный центр «Сальме», и некая автобаза, не ясная, и подозрительная.
После мясной трагедии, через время, изменился для него не только район, но и Отдел. Однако, земля полнится добрым словом, и новое прозвище стало проникать и сюда. Пока не спешно и с осторожностью. Коллеги приглядывались к участковому, а Быченóк приглядывался к коллегам. Борзеть себе не позволял. Однако, чувствовал, требуется поступок, дело, подвиг, если уж всё так. Только он сможет позволить разглядеть в нём настоящего хорошего мента. Таким, впрочем, старлей себя не считал. Если бы не семья, ни жена и дети, ушёл бы из органов, но самым неудобным казалось ему, объяснять окончание карьеры родным. Наказала судьба за ушлость гадким мясом, отвратительным до стойкого решения стать отныне веганом, перестроиться на миролюбивую, спокойную диету: зелень, да рыба. Ну, ладно, пусть ещё молочка, но никакого мяса, ни мысли чтобы об этой поганой требухе!
Работа на чужой земле, по началу, не казалось сложной. От него тут ничего пока не ждали. Присмотреться к району, познакомиться с населением, вникнуть в дурные привычки особо хлопотных. Приглядеться к сидевшим. От этого народца жди выкидоны.
Входить в обстановку помогал Андрус. Добровольный помощник из дружины. Каким боком он прикипел к опорному пункту, старлей пока не разобрался. Андрус владел русским вполне сносно и по характеру казался весёлым и на многое готовым. И вот этот его шебутной характер, никак ни укладывался с поиском христианских истин. Комсомолец Андрус Аускюла, регулярно посещал баптистские служения. И кирха тут имелась своя на их районе, вот прямо на улице Калью. И ещё, был он спортсменом. Отличный лыжник и стрелок из винтовки, а название этому многоборью, — триатлон.
Андрус появлялся иногда и после работы. Часа на два от силы. В опорном пункте они гоняли чаи, алкоголь Быченок предусмотрительно не предлагал. Степень доверия между обитателями государственного помещения ещё не превратилась в особенно доверительную. Аускюла неплохо знал историю района и конечно, своей церкви. Знаниями этими охотно делился по поводу и без. В какой-то момент старлею показалось, что дээндэшник вербует его ни то в секту, ни то, просто укрепляет в мысли, что именно здесь и нужно оставаться, работать при вот этом опорном пункте все годы и выходить на пенсию непременно тоже здесь, как это совершил его, Быченка предшественник, капитан Цуцунави.
Жить тихо и спокойно, получится тут лишь на первых этапах, старлей понимал это хорошо и чётко. Дальше, только беготня, отчёты, отписки и работа на местах по всем фронтам. Этот эмоциональный головняк, конечно, не УГро к примеру, но затюкаивал хорошо и на прежнем месте. Оставалось там ещё время курировать мясокомбинат, проводить профилактику отъёма краденого, но здесь, по прежней схеме идти категорически нельзя. Новых прозвищ, типа Мармеладного, или там, Майонезного засранца, ещё не хватало!
Нет! Здесь нужен был подвиг. Причём, категорично и быстро, потому что, имелась тревога: вдруг кого-то по мясным делам прихватит ОБХСС, и в итоге потянет ниточку, жилу эту крепкую как телячий сустав.
Ну, а какой на приморской земле подвиг? Повысить показатели, хоть бы на бумаге. Что другое, это потом, когда картинка здешнего мира станет чёткой. Предшественник, его укатил на малую Родину в Аджарию, а до отставки, Быченок с ним почти не пересекался. Все секреты и тонкости, капитан Цуцунави забрал с собой. В наследство оставлены стопки документов и доброволец, баптист да комсомолец, Андрус.
Старлей Быченóк, ныне не мог почувствовать себя счастливым. Не получалось. Но шанс прилетел откуда он и не ждал. Случилось оно вечером и ни где-нибудь, а у себя дома, на кухне и за обеденным столом. По началу, он брезгливо наблюдал за поеданием куриного супа. Сам ограничился углеводами: тушёная мульгикапсад и чай «сорта первого» как указано на кубике пачки. Заварил порошок прямо в гранёный, помнивший многое стакан. Чаинки кружились друг за другом, куда задала разгон ложка, — против часовой.
— Как в школе сын? Дневник маме показывал?
— Показывал.
— Что там?
— Уроки разные.
— А поведение?
— Не плохое. Я исправляюсь. А знаешь, папа, что с Мишкой Васиным произошло? – постарался увести от своей персоны внимание пацан.
— Ударил кого?
— Нет.
— Убил?
— Нет, — засмеялся сын. – Исправился вконец!
— Это как? – Быченок уточнил просто так, без особого на то интереса.
— Ну, вот так. Он же двоечки раньше таскал, а теперь на четвёрки и пятерки перешёл. Говорит, что его ведьма заколдовала.
— В смысле? Игра такая?
— Нет же. Он по секрету сказал, что у вокзала тётя одна живёт молодая. Его родители туда отвезли, чтобы та ему хорошую установку дала. Тётя на воду шептала, затем Мишка говорит, горящей свечой туда накапала, и заставила после воду ту пить. Колдовство!
— И воск Мишка тоже съел? – отшутился старший Быченок.
— Нет, — нахмурился сын. –Это вряд ли. Но вода противная на вкус. Только после этого, Мишка задания понимать стал и в школе всё лучше пошло.
— И правда, колдовство… — мелькнула ещё не ясная до конца мысль. – А живёт тётя, ты говоришь у вокзала?
— Ну, да. Там район деревянный, возле работы твоей.
— Ты адрес узнаешь?
— Спрошу завтра у Васина, — пообещал сын, и внёс сразу после, ложку супа в рот. Дело готово: отвлёк папаню от содержания дневника. Вон, пусть теперь этим хорошистом Мишкой занимается…
Так, на следующий вечер старлей получил координаты гражданки промышлявшей незаконной деятельностью и получением дохода. Деревянный дом на углу улиц Кунгла и Рабчинского. Второй этаж. Жила гражданка скромно и незаметно. Картотека Цуцунави на её счёт изобилием информации поделиться не смогла. Год рождения: 1965. Девушке двадцать лет. Манитарк-Ранник Синильга Тойвовна. Не замужем. Живёт одна, жалоб от соседей нет.
Синильга! Вот же имя! С таким и правда, в самый раз колдовать, усмехнулся Быченок и закрыл дверь опорного пункта. Идти не долго. Авось, застану шарлатанку с поличным. Там посмотрим, что и как. Если сознается, штраф на первое время, пойдёт в отказ, устное предупреждение и поставлю на карандаш.
Дом у перекрёстка, встретил офицера тусклым коридором, едким запахом кошачьей мочи и скрипучей лестницей на второй этаж. Вдавил звонок, тишина. Подождал для приличия и требовательно постучал. Лёгкие шаги на той стороне. В проёме показалась девушка. Молодое лицо. Да только Быченок ожидал, невысокую застенчивую аферистку, а увидел жердь метра два с прямым и твёрдым взглядом. Дверь открылась шире, и прежде чем Быченок успел, что-то сказать, Синильга начала первой:
— Заходите! Тапочки вы берите. – получилось на хорошем русском, но с не естественной расстановкой ударений. – Тут в тапочках ходят. Меня вам порекомендовали?
— Ну, можно и так сказать. Сигнал поступил.
— Добрый сигнал? – усмехнулась девушка. Похоже, визит человека в форме её никак не смутил.
— Нейтральный, интересный такой сигнал, — признался старлей. – Синильга, не смотря на длиннючий рост и суховатую нескладную фигуру, ему скорее уже понравилась. Сисек совсем нет, про себя отметил он.
— Это ничего страшного. Это не мешает.
— Простите, вы о чём? – милиционер приостановил движение руки, и задержал фуражку в сантиметре от крючка вешалки.
— Ну, не про тапки же. Про сиськи мои, которых нет. Вы же про них сейчас думали…
Вот те на! Молодая совсем, но дерзкая и мужиков читать умеет по взгляду…
— Ладно, вы про мои сиськи говорить сейчас не готовы. Вы по другому вопросу. Но вот что, вас Толиком же зовут? Давайте лучше сразу к делу перейдём.
— Сразу к делу? – милиционер поразился напористости дамы. Сама сейчас на штраф себе языком натрепит. Откуда по имени знает?
И Синильга без стеснений рассмеялась.
— Вот ещё! Вы, Бычий Пенис наказать меня хотели?
Он всё же успел приладить фуражку на крючок, иначе та наверняка выпала бы из рук.
— Вы откуда это всё…?
— Что за вопрос? К экстрасенсу шли. Конечно, я про вас это уже знаю. Надолго в нашем районе собирайтесь работать? А впрочем, — она тут же остановила его рукой: не говорите. Это уже лишнее. Давайте лучше так, я вам хотела чай или кофе предложить, но теперь лучше коньяк. Да, будем пить коньяк! Ничего, у меня есть на вас время. Могу помочь. Карму подправим, от злого слова оградим, от издевательства этого.
Быченку в этот момент захотелось вдруг попросту уйти. Сглотнул, давно терзавший ком.
— Не нужно смотреть на дверь. Заходите в комнату. Что вы там в дверях всё. Она уже доставала фужеры. У меня пара бутылок «Пепси». Под коньяк не лучший вариант, конечно.
— Подойдёт, — согласился будто против воли старлей.
— Давайте тогда, за дело! – наступала Синильга и в руках Толика, вдруг оказался наполненный стопарик.
По пищеводу засочилось тепло. Сверху шипучка.
— Вы мне нужны, Быч. – сказала она просто, как это могли лишь те, кто долго знал милиционера. Хорошо, не в полный псевдоним. Иначе, могло бы уже тянуть на сексуальное домогание. Хотя, извините, разница у них по возрасту лет в пятнадцать. Невысокий Быченок, никогда не чувствовал и себя не ощущал мачо или супер-самцом.
— Услуги за услуги, — продолжала девушка. Вначале помогу я, затем вы, когда нужно станет. Сейчас, просто вы мне не станете мешать. Договорились?
Он молчал. Коньяк почему-то сделал его осторожнее, а может на время лишил речи. Старлей не мог пока взять в толк.
— Очень всё просто. Я деньги с вас не прошу, информацию тоже. Просто насладитесь тем, что вас никто не станет больше обзывать и вспоминать мясной случай. Этого же не мало, не так ли?
— Не мало, – повторил он будто заворожённый.
— Вот и хорошо. По службе вас поправим, по карьере. Зайду в опорный пункт, когда будете. На днях, может завтра. Подумаю пока чем помочь. А сейчас, идите.
Он встал, медленно направился в коридорчик.
— Хотя, нет! Постойте! Выпить ещё хотите?
— Хочу. — Согласился Быченок. Он не мог разобраться в чувствах. Контроль над ними держали сейчас явно чужие силы: дерзкие и стрёмные.
Синильга вложила коньяк в руку, и проводила за дверь.
В себя пришёл Быченок уже в кабинете. Стул не казался как прежде шатким. Бутылка при нём. На часах девять вечера. Рабочий день давно завершён.
Так начиналась новая веха. Только, Толик этого пока не осознал. Казалось ему, что обстоятельства окончательно загнали в угол, в предел самый и выхода оттуда вообще нет. Он пил с молодой ведьмой, и стал её послушной марионеткой. Да, за что мне такая кара? Уж лучше быть по-прежнему этим, как его… Он будто постарался примерить на себя прежнее обидное прозвище, но кличка не подошла, не легла на личность, завязла где-то на языке, так и не обретая форму выраженного слова. Он понял это внезапно и удивлённо. Былое прозвище как-то отпало само собой, он не хотел его даже вспомнить. И другие забудут. Забыли, — шевельнулась догадка осознания. И тогда, старший лейтенант Анатолий Быченок, именно Быченóк и ни как там иначе, отвернул пробку, и уверенно произвёл залп, коньячный самострел внутрь себя. Прожёг, закрепил новый статус. Жизненная позиция установилась, резко и едино-моментно, как доброе клеймо. В жизнь возвращался фарт.