Своих предупредил: домой не ждите. Халтура, задание секретное. Жена проводила с надеждой на успех и прибыль.
Зарплатой в милиции никто не счастлив. Анатолий верил в обещанный успех, но затея уже вытянула с таким трудом скопленную заначку, будто подорожником из раны гной.
Пришлось навестить деловых партнёров на старой земле. Тут не все ещё ведали о его переводе, да и не стали бы рушить налаженные связи всё равно. По крайней мере, ни сейчас. В магазинах всегда можно списать немного товара на бой. Такое происходит иногда. Алкоголь не исключение. Если очень нужно, Анатолий шёл к директорам, и справлялся о жизни. Дабы ни наслать на отношения меланхолию и грусть, магазинные, подносили дары. А много ли ему надо? Толик не борзел, и даже отвечал взаимностью. Потому, редкий сбор склянок, и нельзя считать тупым оброком. Участковый за напитки покровительствовал как мог. Дебоширы из местных и знающих, предпочитали в его магазинах почём зря ни скандалить и прав не качать. Себе же хуже…
Сумку с данью придержал в опорном пункте. Пусть выдержку соберёт ещё немного. Вечером отстоялся по-быстрому в душе бассейна. На входе перед этим предъявил резиновую шапочку. Удовольствия от визита не получил.
Волнение, такое как перед прыжком парашютным. В армии довелось летать дважды, хоть и не в десанте служил. Однако, пограничников знакомят с облаками тоже. Всё как положено, согласно доктрине напряжённости и мирных инициатив.
Внутренне собрался, и вступил на подъём ко входу. Двойные стеклянные двери. За ними привратник. И лицо знакомое со вчерашнего дня. Бронзовая табличка на груди с гравировкой: «Toomas». Лицо не молодое, испорченное капиллярами. Слегка кивнул милиционеру, и с полным дружелюбием сказал что-то неожиданно на финском.
— Извините, не понял, — ответил Быченок.
— А, вы в ресторан, или в бар? — Швейцар не казался что абсолютно трезв, но стойку держал уверенно.
— Я на вселение. Пройду? – Анатолий указал в сторону регистрационной стойки, налево.
— Вселение во Вселенную, — парировал Тоомас, и отвернулся, теряя интерес к соотечественнику.
Толя перевёл дыхание. Нервничал он перед судьбой, и точно понимал, ночью что-то здесь будет. Предсказано и нагадано. Сворачивать нельзя. Предстоящее, ему как приговор. Поправил галстук, потом, зачем-то провёл по лацкану синего своего, и единственного гражданского пиджака. Надо бы поприличнее вид иметь. Всё-таки место не простое, хоть и не театр балета. Обвёл пространство. Ни напарника прежнего его, Солдатова, ни других сержантов, почему-то на посту не оказалось. Пустует стол на входе. Не должно так, но отошли ребята. Бывает.
Слева гардероб, и скучает уткнувшись в газету облысевший подаван. Три длинные вешалки, лёгкие, потому что летом пустые почти. Кресла из молодого дерматина оттенков спелой вишни. Цветной телевизор, идёт передача, но отключен звук. Зато, гудят два игровых аппарата. Один из них: электрический бильярд. Скучает, и обдумывает ход гражданин. Партия с самим собой. За регистрационной стойкой дама. Холодный взгляд.
— Вам чего, товарищ?
— Здравствуйте! Я от Олега. Номер четыреста четырнадцать.
— Анатолий?
— Так точно.
Администратор протянула руку. Быченок прочитал дорогой и красивый перстень.
— Паспорт? Сейчас.
— И оплату не забудьте.
— Оплату? – растерялся лейтенант.
И правда, вот растяпа! Подумав о спиртном, он напрочь забыл про всеобщее требование оплаты услуг.
— Э, видите ли что, — начал и осёкся Быченок. Встретил твёрдый взгляд. – Деньги я завтра принесу. Паспорт вам оставлю.
— Так у нас дела не делаются, — покачала кудрями женщина. Года средние, но не скандалистка, потому что ключ от номера всё-таки протянула. – Ждите сейчас. Запишу данные. Деньги завтра занесёте. Ключ вернёте, как положено. Если бы ни Олег… — продолжать не стала.
Анатолий ожидал удивление или расспросов относительно таллинской прописки, но дама больше говорить не захотела. Паспорт, впрочем, ни отдала. Кивнула в сторону лестницы, на лифт. Процедура закончена.
Людской подъёмник вознёс на правильный этаж. Спокойный коридор. У выхода столик ответственной за платформу. Над ним, картина с этнической темой: великан тащит через лес длиннющие доски.
— Здравствуйте. У меня четыреста четырнадцатый.
Женщина, почти копия той, что на регистрации внизу. Может быть, сестра? Такое случается не редко. На работу хозяином этажа, устроиться с улицы не просто. Только блат и кумовство. Зарплаты не велики, но чаевые и подконтрольная фарцовка помогают с накоплениями и достатком.
С Быченка, понятно, взять нечего, но будь он к примеру, финном: ввозить в страну валюту возможно строго по декларации, и неплохо так знаете, ввезти шмоток, кассет, ну, сигарет блоками. Затем, с выгодой продать местным, потому что спекулянты покупают абсолютно всё, даже не дорогие журналы мод с выкройками. Дежурной выменять искомое, по крайней мере спокойнее чем незнакомцам на дороге, да и гарантия что не кинут…
Советские снабженцы тоже в радость, особенно из солнечных республик. С гостиницами туго, а хорошо жить нужно, торговать нужно, всё нужно… и самолёты прямые: Тбилиси, Баку, Ереван. Уважаемому человеку всегда тут рады.
К примеру, Миша из Армении везёт гвоздики, сдаёт в местные магазины. Тут купит популярные и вечные банки для порошков и круп, в белый горошек на красном жестяном полотне: «манна», «сахар», «корица»… Выпускает завод «Норма», в магазинах и местным то их не всегда найти. Миша покупал дороже государственной цены, зато оптом. Самолётом в багаж не возьмёшь, но советская почта не откажет в беде. Посылки отправляются по многим верным адресам, на месте под солнцем, в жару и в засуху, что не важно, дорогой товар накапливался на Мишином складе, и сбывался иным уважаемым людям. Миша не единственный купец, а баночки для сухих продуктов, не последний товар. Благосостояние растёт, и не горюют все те, кто на дороге снабженца встречается, оказывая помощь. Всё от того, что государственное и плановое снабжение, пока ещё не столь подвижно. Все понимают, что Мишы, явление временное. Однако, в моменте яркое.
И тут, какой-то мало интересный Быченок на вселение. Пусть поживёт ночь, раз слово замолвили. Вреда не принесёт и ладно…
— Свежее бельё в шкафчике, мыло на раковине. – Дежурная не находила смысла проводить отечественного товарища, что получил номер зачем-то на интуристском этаже.
Да и Быченку от провожатых какой толк?
— Интересный рисунок какой.
— Чего?
— Ну, картина у вас над головой, мужик с досками. Это что вообще?
— А, то, Калевипоэг. Историю знать надо. – Наставительно уточнила хозяйка. – Место здесь, сами же знаете какое. Улица Крейцвальда, летописца нашего. Ну, а Кунгла, то страна такая. Писатель всё рассказал. Это от шведского Кулинга, — край богатства и счастья. Не знали?
— Что вы говорите? Впервые слышу.
— Вы, вот что! – оживилась мадам, — если время будет, возьмите экскурсовода. Она всё про город наш расскажет. И про Кулинга, — землю королевскую тоже. Я вам номерок сейчас запишу. Завтра позвоните. Скажите, от Светы с четвёртого этажа. Она знает. Самый наш гид хороший. У них тут, кстати, кабинет есть в отеле. Вам хорошо, и мне она благодарна будет.
— Спасибо, — Толик бумажку с номером взял, но ни в какие экскурсии ввязываться не собирался. Не до того ныне. Служба и призвание к неизвестному, вырезáли романтику из сердца на корню.
Дошёл до номера и отомкнул дверь.
Внутри имелся уют. Две, не железные как в пионерских лагерях кровати. Вполне добротные, никем не особо продавленные. Туалетный столик с двумя тумбами и ящиками внутри, как у письменного стола. Подними у него крышку, а там зеркало. Укрепи и получится трюмо. Опять же, чистое, пахнущее свежестью бельё в шкафчиках на полках. У изголовья каждой кушетки, светильники бра. Вариант бюджетный: цилиндр твёрдого пластика, успокоительного зелёного цвета. Дёрнешь за верёвочку и воспылает мягкий свет. Полезно, при желании почитать что-то на ночь.
Рядом очередная картина. Толик шагнул навстречу, всмотрелся в сюжет. Ниже репродукции надпись:
«Путешествие Калевипоэга на край света». К. Рауд. Уголь. 1935 год.
Никогда раньше Быченку и в голову не приходило, что гостишка Кунгла, могла таить внутри себя столь многозначительный смысловой ход. Как не ведал, а лишь смутно подозревал, что недавний собутыльник Олег, любопытства ради и на всякий казённый случай, комнату его решил послушать. Внимательные к беседам микрофоны в вотчине сказочника Крейцвальда расставлены по каждому номеру. Провода вытянуты в линию куда нужно. Всё работает исправно и чутко. Именно благодаря интриге, да возможности допустить чужое милицейское ухо, номер Толян во владение и получил. Коньяк, то невинный, но приятный нутру предлог. И только. Аминь.
Прихожая и шкаф. Повесил на вешалку пиджак. Ослабил галстук. Высвободил ноги от «скороходов». Отчего-то была надежда, что в номере есть телевизор, или на худой конец радиоточка. Но реальность понуждала оставаться в тишине. Выручили документы взятые с собой. Предстояло изучить несколько анонимок. Он забрал их из почтового ящика с работы. Ещё, наметить план визитов по адресам. Включил ночную лампу, подложил удобно под голову подушку. Чему быть, тому не миновать. И пришло спокойствие. Со строк убористого, или наоборот размашистого почерка различных писем летели исповедные откровения. Кому-то на районе было не хорошо, а другим, вполне нормально. Он втягивался в сюжет. На том фоне, нервозность самого Быченка отступала и сдавалась хотя-бы на время. И сам не понял, как сон увёл внимание и закрыл веки.
Разбудила поступь. Тяжёлые, гулкие шаги стучали в перепонках. Может, давление качает сердцем кровь? Что за дрянь такая? Где я? Шуршание мистры, скрип досок и поступь ржавого сабатона[1]. Закачалось ложе.
Быченок смотрел в точку, в пространство, что видел в последнее мгновение перед сном, в стену, напротив. Обои сохранили след не тяжёлого ущерба. Руками отжался от ложа, и чуть присел. Однако, картинка перед газами не сдвинулась. Что за чудь? Он повернул голову, и тело подчинилось, вот только зрение, не желало слушаться, отпускать вниманием стену. Он всё-также смотрел на исцарапанные разводы. Ощупью, прикоснулся к краю, подтянулся и сел. Бедняга видел лишь часть номера, и не мог с тем ничего поделать. Можно встать, попытаться нащупать дверь, выскочить на этот страшный шаг вперёд, встретиться с шумным визитёром и… не узреть его… Попробовал крикнуть, но услышал ни себя. То не могло быть правдой. Однако, не казалось и сном. Картинка яркая, настоящая, звук всамделешный. Законы реальности взломаны легко и быстро.
Парадоксальный номер на четвёртом этаже знаменитого сказочника из минувшего века! Страх и бешенный, животный ужас. Неужели, его, офицера советской милиции прикончили тут во сне, бездарно удушили, и путешествует ныне он в великое ничто? Ничто, ибо какой может быть бог или тот свет? Жалкая игра уцелевших в мозгу нейронов, и последнее прости минувшему бытию.
Дверь, а он закрывал её на ключ, скрипнула. Металлическим лязгом вступил визитёр, и закрыл за собой. Быченок слепо пополз к окну, туда, где будет по его расчётам чуть дальше от входа, а значит и опасного великана. Ведь, обычный смертный так идти просто бы не смог. Упёрся в гряду кушетки и перевалил на пол. С усилием, непонятно как, ещё раз попытался завладеть взглядом. Без успеха. Картинка осталась прежней. Хоть за окно прыгни сейчас и умри на асфальте, но и после конца, видеть станешь лишь эти противные исцарапанные стены. Однако в миг тот самый, в момент, когда впору вспоминать известные молитвы, появилась перед глазами… кошка. Попала в точку зрения и задержалась там. Полосатая, самая простая и заурядная на вид. Посмотрела широченными зрачками, блеснув зеленью отражённого от ночника света.
— Не волнуйся! – голос звучал ниоткуда. Просто возник в голове. Но слышал его он и раньше, причем недавно и перепутать не мог. – Ты молодец, Анатолий.
— Синильга, что происходит? – старлей ответил также языком мысли.
— Всё нормально. Ты в номере гостиницы. Я тебе это потом объясню. Сейчас времени много нет. Слушай и запомни. В шесть вечера, завтра, ты в Нымме. Улица Яаама дом один. Во дворе песочница. Играют дети. Подойдёшь к ним. Дальше по обстоятельствам. И удачи там.
— Погоди! – позвал Синильгу-перевёртыша во след, но кошка выпрыгнула из зоны видимости. Опять скрипнула дверь. По ту сторону, раздались уходящие, не жалеющие покой шаги.
Быченок пробовал сомкнуть глаза, затем, ощупал осторожно лицо руками. Только тогда смог возвратить полный контроль. Сидел он зажавшись в углу, чуть в стороне от размётанной постели и читанных с вечера признаний.
Прийти бы в чувства.
— Вой, мля!!! – только и смог выдавить охрипший голос. Требовалось выпить. Лучше минеральной воды. Добрался до гранёныша, и так проследовал в неуверенности до раковины. Заполнил, впустил внутрь. Отставил стакан, и сунул голову под струю. Получилось, как получилось. Вода застучала о чугунный и высокий по колено поддон. Взглянул пристально в зеркало. Глаза и правда красные. Благо, волосы не посидели, ни сделали его сейчас полностью похожим на вампира…. Открыл на всякий случай рот, зубы нормальные, клыки не отросли. Наваждение отступало неохотно, даже после водных утоляющих процедур.
Гостиница спала. Убежала прочь, вниз перепуганная смотрительница. А может, и не слышала ничего, как остальные жильцы? Панику старлей поднимать не в силах. Проверять не стал. Просто, дополз до кровати назад, и расслабился. Всё, что нужно теперь состоялось и отпустило. На время… Полежал так еще немного. Адрес: Вокзальная, один. Шесть вечера. Двор и дети. Уже не забыть.
Перевёл дух. Посмотрел зачем-то ещё раз на репродукцию товарища Рауда. Сейчас казалось, что в ней появилось нечто новое, будто незаметно развился нарисованный сюжет, но может быть и так, что Быченок увидел для себя там дополнительный смысл.
[1] Сабатоны – средневековый латный ботинок, который крепился к наголеннику.