09.
И есть третий вариант: затусить с оторвой Викой. Смелой, вульгарной, способной.
Подсчитал остаток денег. До зарплаты почти месяц. Как быть? Как встретить Вику достойно? Осмотрелся: что можно продать? Вот хотя бы те мистические часы с кукушкой. Но нет, часы дядины нельзя, и велосипед тоже. Я не мог вот так взять и слить ради секса вещи брата моего отца. Совесть будто иголку всадила под сердце.
Может, книги? Тоже нет.
Имелись, конечно, эти несколько компакт-дисков, которые Вика вертела в руках перед сексом. Слушать их нам где? Да и зачем? К музыке я спокоен. Никогда не собирал особых коллекций. Мысли выручить за них деньги подогревал тот факт, что все диски новые и в упаковке. Не распечатаны ещё. Они казались чуть больше обычных — но, значит, есть и такой формат. Спроси меня про видео — напишу книгу. Но музыка — дело иное. Не ко мне.
Решено.
И далеко ходить не надо. Горка — место такое. У Горки есть официальное название — Харью. Только никто так её не называет. Встречаются там по воскресеньям всякие: меломаны, неформалы, вся публика. Пиво, торговля, разговоры обо всём и ни о чём. Про Горку я уже наслышан. Горка оставляла шанс.
Из окон нашей богадельни — Грайффенхаагени — злачное место видно отлично. Оно прямо по дороге домой: сверни от площади, где поставят стеклянный крест, и поднимайся вверх.
Утро, воскресенье. Свободный день. Всё совпало. Сошлись звёзды. Я собрал дядины диски и пошёл продавать музыку ценителям. Там, главное пройтись, прицениться вначале. Не отдать совсем за даром.
Народ подбирался тут разный: парнишки в варёнках, мужики в спортивных костюмах известных фирм, кто в кожаных косухах, кто с ирокезом, кто гладко выбрит, манерные, брутальные, патлатые, волосатые. Товар, от журналов к музыке и кино отношения, не имеющие вовсе, до переписанных кассет, виниловых пластинок или видеофильмов. Походить по рядам, между основательных зелёных скамеек, приглядеться что к чему.
Я подобрал свежевыброшенную картонную коробку — ещё чистую, без грязи и бычков. Рядом смеялись хипаны. Кто-то позвал:
— Джеймс, дай пивка глотнуть!
Мужик лет шестидесяти, одетый чисто, но небогато, протянул коричневую бутыль «сакуского».
Меня это не касалось. Достал из пакета диски и аккуратно переложил в коробку. Почти сразу, завидев новичка с товаром, потянулись люди.
— Продаёшь или меняешь?
— Продаю.
Цену я примерно знал, хотя не нашёл дисков именно своего стандарта.
— Хм… — потянул задумчиво морщинистый и высокий мужик в пуховике. — А на чём ты их предлагаешь слушать?
— Что значит «на чём»? Компакт-диски же…
— Какие-то они стрёмные… Самопал, подборка, что ли?
— Не понял.
— Вот, например, «Битлз» — у тебя здесь альбом «Everyday Chemistry», 1975 год. Кто это придумал?
— Ну как… «Битлз», же…
— А Nirvana — «Sad Empires», 1996 год. Там, что?
Собралась толпа. Стали слушать.
— Что написано, то и есть, вероятно…
— А вот Pink Floyd — «Children of the Sun», 1997? Ты в своём уме, парень?
— Что не так? — голос дрогнул.
— Ты дурак? — наступал длинновязый. — Кобейн в апреле девяносто четвёртого себе пулю через подбородок в лоб. У «Нирваны» нет такого альбома. И у «Флойда» — тоже. Какой нафиг 1997 год? А «Битлов» ты зря тронул парень! «Битлы», это святое! Они в семидесятом разошлись! А у тебя, мотылять, тут — семьдесят пятый. «Повседневная химия» — что за бред?
— Да он фуфлыжник! — кто-то выкрикнул, а я не понял откуда.
Поначалу дружелюбные меломаны, взяли в плотное кольцо.
— Где этот ведрило!? — Распихивая и оттесняя других, на простор вывернулись человек пять в косухах, — волосатые излые.
— Панки из Литвы, — крикнул стоявший рядом с Джеймсом русый парень, которого называли, Макс. Я почему-то хорошо запомнил эту ненужную в общем деталь. Ненужную, потому что, началось дальше весьма худое. Панки из Литвы потянули и разорвали коробку.
— Ты это, на чём тут ставить это говно предлагаешь, самопал галимый! Ты, Курта Кобэйна втюхать хотел? Самый главный панк из Литвы, не дал ответить, адресовав кулаком в нос. Я повёл голову и удар пришёлся в скулу. Со второй стороны тут-же прилетело ещё.
Меня колотили на таллинской горке, панки из дружеской и почти ещё братской Литвы. Захрустели в руках и под ногами дядины компакт-диски. Я упал на плитку. Никто заступаться не полез.
— За «Битлз» ему — особенно! — подначивал литовцев старик сбоку.
— Всё, хватит, убьёте! — остановил дружков их лидер. — Валим!
— Надо «Роллинг Стоунз» не забывать! Это самое важное! – крикнул весело гопникам кто-то в след. – «Manowar», что за банда! Толик, молодец! – Толпа осталась представлением довольна.
Моя кровь впиталась в землю Харью, к сырым и загадочным бастионам. По легенде, где-то здесь внизу, захоронена целая башня. Я отполз в тень дерева и закрыл голову руками.
Музыканты переместились от эпицентра битвы подальше. Никто добивать не стал. Осколки непонятных дисков пинали ногами.
Может, из окон работы кто-то видел. Толя Воробьёв? Беспомощный Витя? Смотрели в сторону толпы, не понимая, что происходит.
Никаких крон, за «Повседневную химию», я не выручил. Измятый, и быть может с перебитым ребром, я почти на четвереньках, спустился на Площадь Свободы. Отхаркался сгустками. Понять, откуда меня вынесло, не сложно по кровавому, мокрому следу.
Кто-то вызвал «скорую», и в итоге я попал в травмпункт на улице Рави.
Время лечиться. Первые три дня больничного — без оплаты.
От этих ран в восторге только Вика. Массаж и нежность. Встретить её — пакетиками чая — теперь оправдано и без упрёков.