04.
Стараюсь произвести впечатление. Веселю санитарок, бодрюсь. С меня, взятки-гладки. Новичок. Да и требования иные. Есть чисто женские дела, куда мужика не допустят, есть, где наоборот, нужен мой напор и сила. Я принимаю правила игры. Весь персонал обязан носить форму: оранжевого цвета роба, и синего цвета левый рукав. Обещали выдать форму через неделю, а пока ходи в чём удобно. Если ни связка ключей, — символ власти и доступов, — то при таком раскладе, можно слиться с жильцами богадельни. Круговорот сухого и зассанного белья в отделении огромный. Надо ли упоминать, что все, кто существует здесь, ходят, сидят, лежат в пожертвованной гуманитарке, или другой одежде, попавшей в отделение с очередным несчастным.
Каждое утро и вечер, приходит дежурная медсестра: кому укол, иному таблетки, кто отходит на Тот Свет, температуру смерить, пролежни смазать, ну и так, по мелочи.
Я заскочил в палату, где коллега, по имени Надя, полностью седая и набожная православная женщина сопровождала жрицу Гигеи, полноватую, с аппетитными формами и длинной, шикарной косой каштановых волос. Шагнул непозволительно близко, улыбнулся, и громко выдохнул:
— Чем могу?
На лице девушки ужас и паника. Отступила к широкому, наполненному светом окну. Защититься ей разве что шприцем, да и тот остался в саквояже у двери.
Не распознала во мне новенького санитара. Обычная одежда с толку сбила. От молодого психа, чего хочешь тут ожидай…
Я глупо. Виновато улыбнулся. Надя, перехватила ситуацию взглядом:
— А, Юля, это Пётр, наш новый работник. Ты что…
— Фух! – Выдохнула адреналином девушка, — Испугали! Со стороны не поймёшь, кто тут у вас за кого…
Браво! Меня приняли за нового жильца!
Так, познакомился с Юлей.
Во время перерыва перед рассадкой на ужин, полчаса отдохнуть, присесть, поговорить. Длинная, казённая скамья, такие ставят ещё в коридорах поликлиник. Не разляжешься, но спину ослабить можно.
Кто-то закипятил электрический чайник. Нас тут четверо. Надя, Кайди, — сухая, угрюмая эстонка, стрижка каре. Ещё, располневшая Желанна, голубоглазая девушка лет на пять моложе меня. Взгляд весёлый, лукавый. Как-бы между прочим, изучает график дежурств.
— Калинин, это ты, Юра? Надо-же, фамилия какая!
— Какая?
— Тут известная. Ходил тут у нас старичок, завсегдатай. Ему бы самому клиентом тут быть вскоре. Не родственник ли твой?
Я насторожился. Интуиция потянула струну.
— Фамилия не редкая. Такой фамилией в приличных городах районы называют…
— А как зовут то его, Надь?
— Э, чего? – женщина отвлеклась от наблюдения за чайником. – Кого?
— Ну, старика того, кто к половине отделения тут ходил, печенье таскал.
— Да кто его знает? Калинин, и Калинин, а мне какое дело… — коллега устала, коллеги глупые разговоры не нужны.
— Я тут, один совсем. Недавно в Эстонию приехал совсем, — славировал я. Голос, не дрогнул, не подвёл. Неужели и правда, дядя ходил тут к кому-то? Исключить такого я не мог, но не слишком ли много тогда совпадений?
— Влаадимир Ивановитшь, — проговорила за Надю, молчавшая до сего момента, безучастная Кайди. – странный дедушка. Перестал бывать недавно. Может, умер.
Владимир Иванович Калинин! Хорошо, что я сидел, ни стоял. Земля ушла бы из под ног…
— А как это, почти ко всему отделению ходил? Разве так можно? – я постарался врубить наивность и выти из-под прицела внимания.
— Не запрещено, — пожала плечами Надя, наливая себе чай.
В деревянном шкафчике с расхлябанными дверцами на магнитах, у каждого работника тут своя кружка, ложка, сахар и кто, что пьёт: пакетики травы, кофе, сухие сливки.
— Не запрещено, но люди к родным ходят. Какой смысл к чужим лезть то? – настаивала Желанна, — Нормальные так разве делают?
— Нормальные не делают, — втянулась в разговор сухая коллега, — а кто говорит, что нормальный? Возраст то какой. И потом, он чаще к Анатолию. С тем, хоть поговорить из остальных можно.
— Толик, он православный! – одобрительно потянула с общей тарелки печенье Надя. – Вон кстати, как там тебя, Петя, угощайся! Это к Судолёвой дочка приходила… Ну, угостила тут нас всех.
Так я узнал про Толика, одного из восьми дедков, живущих тут. Мужских палат всего две. В других женщины. Каждый на своей дистанции по пути к забвению.
Анатолий Воробьёв обитал в десятой. Делил пространство с Витей Седых, здоровенным, вечно испуганным верзилой. Алексеем Волковым, задумчивым и молчаливым, всегда отвечающим по делу, и как мне кажется вполне нормальным для своих лет, если бы только не был так спокоен и не избегал общения с остальными, долгие годы. Четвёртый обитатель, — некий Дима Димин, худой, ничего толком не понимающий, но способный ответить на вопрос, хочет ли дойти до туалета или покушать. Ходил он как-то в припрыжку, и шаркая при этом шлёпанцами по линолеуму. От помощи не промазать, а сесть на унитаз, уцелеть, не соскользнуть, не отказывался.
На обходе, именно Анатолий посмотрел на меня цепким, осмысленным взглядом.
— Вы к кому, молодой человек?
— Я тут теперь работаю. Пришёл посмотреть, всё ли в порядке.
— Зачем вам это нужно, молодой человек? – в голосе чуть ли не осуждение. Все остальные молча смотрели в мою сторону, но без особого соучастия, чтобы узнать мои мотивы.
— А не знаю пока зачем. Работа близко от дома, и деньги нужны. Ещё, дело благородное.
Анатолий, только хмыкнул.
— Вам, что-нибудь сейчас нужно?
— Нет, ничего не нужно, — прокряхтел старикан. Он оправдывал свою фамилию, конечно не воробьиной проворностью, а небольшим ростом и худобой. Передних зубов у него не было, отчего дед шепелявил, как, впрочем, и волнительный здоровяк Витя.
Я закрыл дверь. На каждой палате табличка с именами постояльцев.
Дедок на койки у окна, оказался не прост хотя бы тем, что не утратил способности критически воспринимать других людей, посчитал я.
Неужели, он и правда знал моего дядю?