Обстоятельства этой странной и запутанной истории не могут быть просты. Потому, начну издалека…
Свежее утро. Город просыпался лениво, уставший от четырёх к ряду рабочих дней. Начинался восход пятницы. По дорогам катили первые троллейбусы. Лучи солнца игрались в безоблачном небе. Роса на траве еще не успела превратиться в пар. Впрочем, меня это и не беспокоило. Я пристукивал каблуками, еще не разношенных до удобства ботинок по асфальтовой дороге. Идти, чуть больше километра: вначале большой и сложный перекресток, мимо таксопарка, затем. Под мост, и вот он, Отдел. Я пишу о нём с большой буквы, потому что, связано с ним многое, настолько, что писать с маленькой, будет просто неуважительно и неприлично. Китель не по уставу расстёгнут, иначе спаришься. Добрался спокойно, лишь зевал по пути, не до конца проснувшись. Надо было выпить дома еще один кофе, да ничего, день длинный, будет еще ни один кофе в течении.
Ориентировка и разводка. Все как обычно. Необычно лишь, что смена дневная. Моё время — вечер и ночь. Попросили заменить Серёгу Волочаева и взять дополнительные часы. Ладно, поработаю. Напарник у него, неплохой и тихий паренёк татарин, по имени Риф. Как и почему он попал в милицию, я не ведаю. А вообще, у нас тут весело. Каждый день что-то происходит, и жизнь, как в детективе. Это мне и понравилось. Когда устраивался. Тогда. Я еще не понимал до конца. Что все это очень по серьезному, а не понарошку, в виде доигрыша для мальчишек, чуть опоздавших к окончательному взрослению.
-Павлодар-Павлодар, Два-Два-Три!
-На приёме Павлодар!
— Павлодар, вечер добрый, Два-Два-Три на маршруте. Мустамяэ.
— Добрый вечер, Два-Два-Три, принято, скучной смены.
Днем по району колесят четыре УАЗика: 217, 218, 228, 223. Есть еще старенький автобус ГАЗ КММ с позывным номером 231, стоит он больше, как опорный пункт на колесах в Старом Городе. Разъезжает мало. Водитель там, сложного характера старшина Василий. Мало кто хочет с ним работать. В ночную смену не работает Василий, и не работает — ГАЗ КММ.
День спокойный и рация стала шипеть хриплым голосом дежурного чаще под вечер.
— Два-восемнадцать, приём. Павлодар.
Наш позывной. Риф смотрел задумчиво в лобовое стекло, а я взял чёрную трубку.
— Павлодар. Два-восемнадцать. Приём.
— На Вильде тее, дом 102. Примите вызов.
Звонит мужчина. Кто-то зашел в квартиру и не хочет
уходить.
Я лишь улыбнулся. Дальше дежурный, с позывным Павлодар, сообщил номер квартиры, а мы уже взяли курс в спальный район. Эка важность, уходить не хочет! Не повод для включения сирены. Ехали спокойно. Иногда, в тихие часы, на вызов могут приехать сразу три экипажа. Не потому, что дело того требует, а, чтобы перекинуться парой слов с другими ментами. В этот раз, мы были одни. Риф мог бы остаться в машине, но хлопнув дверью, решил подняться со мной на этаж. Узкие площадки в этих хрущёвках. Прислушался. За дверью звук телевизора. Идёт какой-то концерт. Дал короткий звонок. Тотчас поспешные шаги. Дверь открыл обеспокоенный мужчина. Ростом выше меня, плотный. Очки в толстой оправе. Глаза карие, посажены правильно. Нос правильной формы, губы тонкие. Память утренней ориентировки молчала.
— Пришли! Наконец-то!
— Вызывали?
— Да, помогите выгнать.
Я вступил внутрь. Скрипнул ботинок. Я почему-то зафиксировал в памяти этот уже привычный, кожаный звук. Повел головой, — в коридоре. Кроме нас никого. Риф остался позади, в дверях. Так, чтобы контролировать ситуацию со стороны. Мужчина очутился за моей спиной. Я прошел в комнату. Других дверей нет. Только комната эта из коридора, туалет, ванная, кухня. Внутри обычно, как у многих. Ковер на полу, два кресла, диван, секция, маленький столик. В креслах никого, и на диване тоже.
— Он где, в туалете у вас, или ушел? – на всякий случай, спросил я, чувствуя уже, что никого кроме нас тут в живых нет. Вот именно, что в живых! Потому что, дальше, всё и завертелось.
— Да как, же ушёл!? – возмутился человек в очках. – Вот же!
Он протянул палец в сторону телевизора. Подле антенны на нём стояла рамка с фотографией. Оттуда, по чёрно-белому, на меня глядел незнакомец. Я отметил тогда не вполне обычную одежду, но сейчас это не имело значения.
— Вы это… Хотите, чтобы я убрал его? – на всякий случай, уточнил я относительно фотоснимка.
— Пожалуйста! Я так больше не могу! Никакие слова не помогают!
В этот момент раздался телефонный звонок. Помню, что сигнал шел откуда-то со стороны, но хозяин смотрел только на меня, не повернув головы, а я смотрел на него. Очень долгий контакт глаза в глаза. Телефон всё не умолкал. Внутри, как-то странно. Трудно описать это чувство. Где-то звонок, незнакомец в очках, и эта фотография. Чуть ниже, с экрана концерт и шум из далёкого московского зала в Останкино. «Вокруг Смеха». Мир за пределами этой комнаты будто исчез. Я открыл рот. Телефон все еще звонил, а человек напротив все также смотрел на меня взволнованным взглядом. Остановилось время, но что-то незаметно изменилось. Я не понял что, а лишь услышал, будто в затянутой на медленных оборотах пластинке свой голос:
— Вот так, будет хорошо? – рука скользнула к рамке, и я перевернул фото ничком.
— Ух! — Глубоко выдохнул мужик воздух, будто его только что чуть не сбила машина. – Спасибо! Вы.. Вы даже не представляете, как помогли! Я не знал. Что мне еще делать!
Эта ситуация казалась бы фарсом, кем-то сыгранной шуткой, лабораторным экспериментом театрального кружка, но все вышло не так. Мужчина расслабленно опустился в одно из кресел. Нужно вызывать психушку, еще успела проскочить резонная мысль, и я начал разворот обратно к двери.
— Да, спасибо вам! – очкастый сказал это уже в спину мне. Но вот, там, впереди, где только что в проходе стоял Риф был теперь другой человек. Тот, с фотографии. Смотрел, будто пронизывал насквозь, и прижимал указательный палец к губам. Мол, тихо! Я сглотнул подступивший ком. Сердце совершило паузу. Длинный черный плащ-мантия, укутывал незнакомца с головы до ног. Лицо… его лицо… второй рукой, он плавно повел в сторону, давая понять, что я могу уйти. И я ступил на встречу. Фигура тут же исчезла, а я открыл дверь.
Где же Риф?
Никого тут не было. Я стоял на лестничной площадке, но дом был старый, поживший. Изменилось место! Как так? Гипноз может, какой? Я обернулся. Позади стена. Нет никакой двери. То есть, двери были по сторонам. Целых две, оббитых старым потрескавшимся дерматином. Черная слева, коричневая справа. Номер пять и шесть. А вот позади, стена. Ниже ступеньки и окошко. На той стороне, внизу ходят люди. Прикоснулся к перилам. Перила, как перила. Тоже старые. Сердце билось не ровно, я поспешил выйти прочь. Дверь скрипнула выпустив в тепло прогретой булыжной мостовой. Улица Суур-Карья, дом 11. Что за… Непонятно как, я попал в другое место, в нескольких километрах от адреса куда сделали вызов. Посмотрел на часы. Время не вызывало подозрения, в отличие от остальных обстоятельств. Прошёл несколько метров в сторону кинотеатра «Сыпрус», но повернул на Мюривяхе. Поспешным шагом дошел, до точки, где обычно стоял наш ГАЗ КММ. Он там и стоял.
— Два-Семнадцать, Два-Семнадцать, Павлодар.
— На приёме Два-Семнадцать. Свободен, на Таммсааре тее.
— Два-Семнадцать, посмотрите на остановке Тасуя, Сыпрузе пуйестеэ пьяный спит.
— Павлодар, Два-Семнадцать понял, Тасуя, пьяный, проверим.
— Привет, Вовка!, — ты чего здесь? – спросил Василий.
— Слушай, ты по рации, Рифа вызвать можешь?
— Ну… — Василий протянул мне трубку.
— Два восемнадцать, ответь два тридцать один. Прием.
Секунда, затем, голос Рифа.
— Два восемнадцать. Слушаю.
— Ты это… — где сейчас?
— Вильде тее 102.
— Понял. Жди. Буду сейчас.
Вернул трубку.
— Спасибо.
Василий с интересом посмотрел на меня. От Вирусских ворот взял такси. В кармане трёшка, так, поесть. Но сейчас главное, доехать до напарника.
***
Проехали узкой, заставленной другими машинами дорожкой, до искомого подъезда. Риф нервно перетаптывался у нашего патрульного «бобика».
Я отпустил таксиста. Тот упорно не хотел оставить себе двадцать копеек со сдачи.
— Возьмите, возьмите же… — причитал он, но я лишь отмахнулся рукой. Не до него сейчас. Ехали сюда мы тоже строго по правилам, не превышая положенных пятидесяти километров в час, и совершая все правильные маневры, несмотря на то, что я то и дело, торопил водителя ехать побыстрее.
— Разве так можно? – встретил меня Риф. Голос его был обеспокоенным.
— Как так? – я был удивлен не меньше. Рассчитывал, что он объяснит, что же тут произошло, но по глазам временного напарника из дневного патруля, стало понятно, ничего вразумительного тот ни скажет.
— Ты куда, Володя делся без меня? Почему в Старый Город свинтил?
Я покосился на злополучный подъезд.
— Ты это… говори лучше, почему у двери не ждал?
— Не ждал? – Риф выпучил глаза, — Как не ждал? Ты в комнату из коридора зашел…
— Ну, — я качнул полем фуражки.
— Вот. Дальше из вида исчез. Мужика я видел. Потом, дверь резко закрылась. Сама. Но резко, будто невидимка её быстро толкнул. Защёлка сработала. Я нажал, она никуда. И внутри, тишина полная. Ни звуков телевизора, ни звонка того.
— Какого звонка?
— Ну, у вас там по телефону кто-то тренькал, потом вмиг прекратилось все; и телевизор, и голоса ваши, и звонок этот.
— А дальше что?
— А дальше, я бить в дверь. На кнопку жать, и ноль реакции. Послушал, тихо все. Я плечом насел, дверь ни в какую, а сверху наоборот, щёлкнула и вниз кто-то пошел. Я чуть в сторону. Ведь странно это. Как объяснишь тут…
— И кто был?
— Бабка спускалась. Говорит, — вы к Рите что ли? Я ей, — что за Рита? У нас тут вызов.
А та: умерла поди, Ритка то? А бегала справно. Вот, ехать к родственникам в Ленинград собиралась. Одна живет.
— Как одна? А мужик тот?
— Какой мужик? – насторожилась бабка. – Она же старая уже. Деда какого привела что ли?
Ну, я, отпрянул назад. Чертовщина какая. Побежал вниз, к рации подмогу вызывать. Протянул руку за трубой, тут ты и вышел первым. Ты там что, в окно спрыгнул что ли?
Я посмотрел на дом. Этажи тут низкие, но третий этаж, хоть и на траву…
— Нет, конечно. – Как тут правду скажешь? Не поверит Риф. Да и знаю я его не очень… Вот Петруха, то другое дело, ну или Батя… А Риф… тихий уж он больно какой-то, закрытый. Вздохнул глубоко.
— Ты Риф, как вообще, не трепло?
У дневного водилы брови поползли кверху.
— Не жаловались еще…- в голосе досада.
— Полтергейст. Я назад пошёл, дверь открыл, а вышел ни здесь, понимаешь?
— Это, кто такой?
Полтергейст, словечко было новое, прочитал его недавно в таллинском журнальчике «Аномальные Явления» под номером один.
— Полтергейст, значит, — чудо. Дверь открыл, а место другое. Ни здешнее.
— Как это, чудо?
— Да вот так, как-то, Риф. Вышел, а там Суур-Карья, дом 11.
— Да ты, чешешь! – обиделся вконец мой водитель, — и потом, дорога на такси десять минут ехать, ты что там, по этому Суур-Карья, полчаса гулял?
— В смысле? Сразу до Васяна добежал, а там, и с «мотором» повезло. Двадцать, ну двадцать пять минут. Это у тебя от нервов ориентир повело.
Риф посмотрел на свои стрелочные «Восток». Без двух минут, половина шестого. Я, будто в ответ поднял руку с «Электроникой-5» на железном браслете. Мои — на батарейке, значит, точнее. Разница в тридцать три минуты… Это как?
Я молчал. И Риф молчал. Получается, меня не только на дистанцию, но еще и по времени на полчаса вперёд скинули. Событие выкрало фрагмент моего времени. И как в старом городе не заметил? Надо было что-то сказать, но тут вновь ожила рация. Будто на том конце, Павлодар стал свидетелем нашего странного разговора решив его умолчать:
— Два восемнадцать, ну что там у вас? Почему так долго?
— Я два восемнадцать. В квартире никого нет. – неожиданно для меня, зачеркнул паузу Риф. Сказал, и посмотрел вновь на меня. Прямо в глаза. Пристально. Быть может, смотрел бы так долго, но Павлодар, не дал ему времени на медитации:
— Вы там ближе наверно, давайте на Акадеемия 10. Пьяная ссора у подъезда.
Не люблю я эти ссоры…
— Вызов принят, — ответил Риф. Убежден, он их терпеть не переносит. Газанули по адресу.
— Павлодар, Павлодар, Два-Семнадцать.
— Павлодар на приёме, Два-Семнадцать.
— Остановка Тасуя, клиент в средней степени. На Мичурина места есть?
— Два-Семнадцать, места есть.
— Павлодар, Два-Семнадцать, следует с клиентом на Мичурина.
— Принято, Два-Семнадцать.
В дороге молчали. Чего сказать тут и правда? Но вот понимание, что история этим нашим отъездом с улицы писателя Эдуарда Вильде не закончилась, закралось верно, ни только у меня в душе.
На Академия тее, у обозначенного подъезда ссоры уже не было. Прекращена ссора, за отбытием остальных участников. Имелось тело. Пьяное тело седого мужичка лет пятидесяти пяти, в клетчатой серо-белой, замазанной кровью и землёй рубашке с оторванными пуговицами, и грязными от асфальта брюками некогда синего цвета. Один ботинок, как и положено сидел на ноге, второй, оказался зажатым в кисть, будто перед потерей сознания, серорубашечник грозил им, вспоминал Кузькину мать, а то и откровенно бил по ныне отбывшим с места происшествия оппонентам. Рядом никого. В свидетели не привлечь народ. Исчез… Растворился.
— Дышит? – отозвался из кабины Риф.
— Перегаром. Хоть закусывай, — заверил я. – Узнай у дежурного – свободен ли трезваковский ЕрАЗ. Если нет, будем сами грузить.
Машина спецмедслужбы прибыть не смогла. Справились сами. Риф вышел, открыл дверцу «борзильника», затем, жёстко натёр мужчине уши. Этот простой метод не раз нам помогал возвращать людей из Нирваны в суетную реальность. Помогло и сейчас — клиент стал быстро эволюционировать из бессознательного состояния до прямохождения на собственных конечностях. Поспособствовал переместить себя в помещение не столь отдаленное. Закрыли его там, в недоумении. Из руки башмак так и не выпустил, стараясь перед этим и поначалу вышагивать им, будучи на четвереньках. Потом, осмелев, встал на ноги, но до конца выпрямляться остерегся. Так, что ботинок в руке, оказался вытянутым немного вперед, на упреждение, перед вероятным опрокидыванием обратно вниз, к твердыне асфальта.
Время нашей смены подходило к концу. Риф отправится домой, а я подожду привычного напарника — Батю. Кататься мне с ним аж до самого утра. Сутки на колесах, но там, ночью, всегда веселее. Это известно всем и каждому. Вот только, не хотелось мне возвращаться на эту Вильде 102, ой не хотелось… Не приведи милицейский бог, туда за сегодня еще один вызов получить… Нутром, чуйкой знал я, что никуда от этого места ни денусь, а оно как-то запомнило меня, пометило где-то в невидимых пространствах, перекинув на время подальше…
***
Дневное время никогда не перетекает в вечернее тихо, плавно и незаметно. Переход этот всегда церемония, священный ритуал. Начинается он в Старом Городе. Улица Суур-Тюкки 4. По-русски сказать, на Пушечной, дом четыре. Прибывают водители, берут свои автомобили, и едут накормить топливом в автохозяйство, на Суур-Патарей, опять же, по-русски- на Большой Батарейной. Оттуда по ротам, а их в городе четыре, по числу районов: Ленинский, Калининский, Морской, и наш, — Октябрьский. Тем временем, патрульные прибывали в роту. Там инструктаж от дежурного опера: сводки происшествий, выдача маршрутов и табельного нарезного после. Дальше, на машинах уже в батальон на общее построение вместе с командирами, и второй инструктаж. На построении, на плацу, оглашаются только очень громкие происшествия, свои дела — выговоры и поощрения, иногда проверка формы одежды — наличие расчесок, носовых платков, и проверка носков. Да, да, проверка носков. Должны быть серого уставного цвета. Каждый раз, церемония оканчивается благословением комбата:
— Удачной охоты, волки!
Волки ли мы? Я сглотнул ком. Разное тут бывает, но зверьем я не чувствовал себя никогда. Человеческое лицо потерять в милиции, дело распоследнее. Впрочем, люди работают здесь разные. По большей части, хорошие. Это как срез всего общества: есть и скрытые подонки, и те, кто честно пришел помогать и защищать простых обычных наших людей.
Милиция это те, кто стоит на хрупкой грани между хаосом и порядком. Не святые, и нимбов у нас нет, но ремесло наше очень нужно людям. Мы отдаем за эту работу молодую жизнь.
После дневной, я остаюсь в Отделе, пью кофе, жду Батю и Петро. Кофе тут любят все. Риф добавил себе молока, поиграл ложечкой. Кубики сахара на секунду показались и утонули на дне кружки. Оружие он успел сдать и расписаться.
— Ты это, если что, обращайся Вовка. Я помогу.
Я посмотрел в темноту его карих глаз. На мгновение, мне показалось, он смотрит как-то сочувственно. А что ответишь? Перевел взгляд на кружку и потянул её к губам.
Передав ключи от «УАЗика», Риф покинул Отдел. Вторая церемония за день. Время перевалило за половину рабочих суток.
— Ну чё, мужики, — Батя криво улыбнулся, нам с Петькой, — погнали в батальон.
Носки у меня серые, только теперь не такие свежие…
Впереди, самое интересное, — ночь.
***
Батальон в системе МВД республики, место особое. Четыре роты, и технические службы. Начинал я тут, ещё при Гиле, через пару лет, комбатом стал Антонов. Министр МВД, Марко Тибар. На базе, расположены боксы для техники, автомойка, контора и небольшой склад формы, одной стороной батальонная база прижата к оборонительной стене Старого города. Склад, ютится в средневековой башне. Ну, что там склад… тулупы, да всякая мелочь. Всё остальное в Управлении. В здании конторы, дежурка с оружейкой, зал для собраний. На втором этаже кабинеты комбата, начштаба, легендарного — Мишы Курилина, и кадровика.
Официально название наше, ОБППС, — Отдельный Батальон Патрульно-Постовой Службы. Всего, человек триста личного состава. Каждая рота, прикреплена к своему райотделу. Ленинский – это городское сердечко, Морской – отвечает за широкий, почти необъятный Ласнамяэ и Пирита, Калининский – ведает районами Копли и Ыйсмяэ. Октябрьский, то есть, наш — Мустамяэ, Нымме, и Старый Город, который на фоне остальных мест, кажется крошечным, но привлекательным не только для гостей и расслабленных после трудового дня честных горожан, но и для всякого иного элемента, от карманников и дебоширов, до проституток, панков и металлистов. Разной шелупони на засеянных булыжником улочках, имеется предостаточно.
В роте, пара взводов. Пересекаемся мы только во время учебных дней, или на совместных мероприятиях. Каждый взвод несет службу два дня через два, и только дневная смена, которая имеется лишь у нас, в четвёртой роте, работает пять дней в неделю, по восемь часов, и отдыхает по субботам и воскресеньям. Никто туда особо не рвётся. Самое интересное приходится на вечер и ночь, да и у начальства под бдительным присмотром, кому охота… У нас, в ночном дозоре, свободы больше, дышать легче. Работаем с четырёх вечера до четырёх утра. В остальное время в городе шевелятся гаишники, вневедомственная охрана на «жигульках», машины дежурок РОВД, если на ходу, то старенький «ЕрАз» — «буханка» вытрезвителя, да наш Вася на автобусе с позывным 231. На вызовы часто гоняют ребят из вневедомственной. У нас, батальонных, с ними всё хорошо, а вот с гайцами мира нет. То они нашего пьяного в вытрезвитель сдадут, то мы в ответ их сотрудника прихватим, и в Отделе усадим в камеру. Этакое соперничество и соцсоревнование за здоровый образ жизни. Не любим мы друг друга, что тут поделаешь. За отцов в этой подковёрной возне иногда отвечают дети.
Лёшку, Элькиного сына, раз по свистку, с друзьями остановили гайцы. Пацанов было четверо, все приуныли, стоят тихо. Бежать не осмелились. Лёшка говорит:
— Извините. Больше не будем. Отпустите нас, не заметили красный.
Гайцы были в настроении, да и что с пацанят возьмёшь… И тут, Лёшка мой добавляет:
— Отчим, друг ваш, в милиции работает…
— О! И где работает? – спросил серый в белых перчатках.
— В ППС. Октябрьский РОВД, — ответил мой, без задних мыслей.
— Ну, что же ты, брат! Не хорошо! Очень не хорошо. – Оживился мент. — Мундир отца так подводишь. Ладно они, — гаец кивнул в сторону лёхиных «подельников», но ты то…
Ударение голосом он сделал такое, что Лёха понял за миг всю несправедливость этого сурового мира.
— Документы есть? Ученический билет, проездной, — закуражился взрослый.
— Есть. – он послушно протянул пластиковый конверт с картонками внутри, и получил его обратно уже с копией протокола и выписанным штрафом. Сумма, смешная. Скорее, для галочки, в список «добрых дел». Остальных отпустили под устное вразумление.
— Не нарушайте наших правил! – бросил им в след, старшой. Не искушенный в таких делах человек, понял бы слова однозначно, — речь о ПДД, но каждый волк вложил бы в ту фразу иной, скрытый и правильный смысл.
Ничего, повидаемся мы с гаишниками ни раз. Борьба эта, все-таки не на кровь, и по большому счету пустяшная. Перед всякой нечестью и мразью мы все по одну сторону, и нужно будет, свой борт подставим, как это было ни раз. Есть ещё Бауманский батальон. Мы сними работаем параллельно и почти не пересекаемся. Рации на своих частотах. Военнослужащие в ментовской форме. Патрули в основном, пешие и без оружия. У них те же УАЗики, что и у нас, но отличить, кто есть кто, можно, если знаешь приметы. У вояк диски на колёсах обязательно с белой полосой по кругу, и нет бортового видимого номера. Цвет у машин такой-же, тёмно-грязно зелёный. Правда, у нас ни все такие. К примеру, старушка, 228, гоняет по городу со времён Олимпиады, цвет у неё канареечный, ярко-жёлтый. Ещё у бауманцев на борту надпись «Милиция», а в ППС недавно перекрасили на эстонский язык «Miilits».
В связи с последним фактом, наш экипаж поимел неожиданный гематоген пару недель назад. Ещё на дневной смене, с дверцы отскочила старая шпаклёвка, да так, что вместе с ней, потерялись и первые три буквы слова. Осталось просто: lits. Казалось бы, что тут такого? Настанет момент, подкрасят, а бог наш милицейский простит и не осудит. Но не тут то было! Милицейский бог не замечал такого безобразия ровно день и половину вечера, поняли мы это, лишь к ночным часам, услышав в рации:
— Два-восемнадцать! Срочно сюда приехали! Вы что творите там? Снимаем машину с работы.
Кто-то увидел в городе наш «бобик» с оббитой дверцей, и лично позвонил Марко Тибару, а тот нам в дежурку. Дело в том, что lits, — слово очень нехорошее. На эстонском, так приличную девушку не назовёшь, а тут, нате, — милицейский патруль! Мы конечно, этого тогда не знали. Остаток времени пришлось бродить на ногах, но под конец, распределились по другим машинам, и так доработали ночь.
Ремонтировали машины в автохозяйстве. Работали там «химики», кому по суду завещали тридцать суток исправительных работ, в основном за пьяный вид и неприличное поведение. Работали дармоеды плохо, но иногда водители передавали им пачками чай, и тогда дело шло значительно лучше. На следующий день, мы получили свой автомобиль, со свежей шпаклёвкой и краской на проблемном участке его стальной кожи.
Пересменка. Вновь еду на развод в батальон. Дежурный, возможно посмотрит на мои серые носки второй раз за день. Второй раз за день я предъявлю наличие носового платка и расчёски. Всё должно быть.
В машине, кроме Бати, Петро и меня, еще двое: Аускюла по имени Андрес, и Щербань по имени Николай. Позже, мы отвезём их на пеший пост. Целый день на ногах, охотников бродить мало. Обычно туда ставят новичков и подходящих друг другу более-менее по возрасту и характеру. Готовят людей к дальнейшей совместной работе, к слаженному боевому расчету. Оно и верно. Пару лет назад, я так гулял с Петром, теперь катаемся тоже вместе.
Нередко, пешим новичкам, дают в наставники зубра, — опытного сотрудника, залетевшего на каком-то проступке и получившего особую повинность гулять пешком.
Заехали под шлагбаум. Батя развернул автомобиль на своё место. Роты выстраиваются в расчеты, рядом с автотранспортом. Командир наш, Владимир Иванович Роткин, тоже тут. Вот уж, человек с большой буквы. Уважают все нормальные менты. Командир от бога. Да и фамилией, вроде как судьба предрешена, — начальствует он над всей нашей ротой. Выше, только комбат.
На этом вечернем нашем разводе, я был внимателен особо. Всё ждал, что объявят приметы человека, похожего на квартирного с улицы имени Эдуарда Вильде. Но сводка по такому человеку скромно отмолчалась. Дневной случай, понятное дело, не выходил у меня из головы. Объяснить произошедшее там, я никак пока не мог. Здравый смысл, пасовал перед обстоятельствами достойными разве что того журнала задорного, — «Аномальные Явления», за 1990-й год.
***
Первый взвод закончил службу. Наступило время второго.
Оставили на маршруте Щербаня и Аускюла.
Уазик трясло на ухабах средневековых улиц. Медленно объехали Ратушную площадь. Дни Старого города, его рок-выступления, подтянули сюда неформалов. Потёртая кожа, заклёпки, надписи на чужом языке.
— Не люблю я их, — буркнул скорее, для себя самого Батя, — посмотрел на паренька с окрашенными и растопыренными словно у ежа в разные стороны волосами. – Ходят, без толку, пиво по пакетам прячут…
— Пива хочешь? – спросил я.
Батя посмотрел заинтересованно. Вообще-то, за рулём и на службе он никогда себе не позволял, в отличии от некоторых.
— Так что, проверку документов тогда? – уточнил я.
Батя прищурил глаза.
— Давай. Делать все-равно, пока нечего.
Я вышел, дверцу не закрыл. Следом, вылез Петруха.
— Документы есть?
Красноволосый посмотрел на нас удивленными глазами, как на мразь какую. Отвернулся.
— Гражданин, документы ваши… — дополнил Пётр.
Парень сделал шаг в сторону. Петя увлёкся чуть вперёд и положил крепкую руку на худое плечо.
— Mida sa vajad?? – голос полон возмущения. В руках у паренька бутылка тёмно-зелёного стекла. Этикетка скрыта ладонью, но как пить дать, там не «Баржоми» и даже ни «Вярска»[1].
— Документы, — повторил Петя.
Парень нехотя полез в карман чёрных джинсов, за билетом, выданным в ПТУ. Проверили бы, и гуляй в сторону эстрады, но вышло иначе. Внезапно, объявился второй паренек, его погодок. В руках никакого пива не было, зато он держал длинное, сооруженное из свежей ветки древко, а на нём флаг-импровизацию. Акцент не столь уж сильный. Знаменосец вступился за хранителя открытой бутылки из цветного стекла:
— Почему вы к эстонцам пристаёте?
От такого вопроса опешили все. Эстонцы или русские, нам это не важно и то действительно, так. Панков и металлюг наших кровей, не меньше, чем эстонской.
Батя взглянул на воздетую тряпку. Ответом пренебрёг, зато выставил контр-вопрос:
— А что это у тебя на флаге изображено?
Вообще-то говоря, назвать эту тряпку флагом, нужно иметь воображение. Сделать такой, — буйную фантазию. На палке сидел кусок жёлто-бурого мебельного материала. Диван таким оббить, в самый раз.
— Что-то политическое? – уточнил Батя.
— Нет. Это просто… — голос мальчишки слегка дрогнул.
Батя, всегда мент спокойный, почти флегматичный. Два метра ростом, в руках силища. Вылитый дядя Стёпа из журналов для младшего возраста.
— Раз просто, давай сюда! – он протянул ручищу и уверенно зафиксировал древко. Парень потянул инстинктивно на себя, и ослабил хват.
— Внимание всем патрулям. Кто находится ближе к Ярвевана переезду ответьте Павлодару.
— Два-Два-Восемь на Рахумяэ.
– Два-Одиннадцать на Пярну мантеэ.
— ГАИ занято на тяжёлой аварии. Подскочите к переезду на Ярвевана, такси врезалась в шлагбаум. Я подошлю дежурку таксопарка.
— Два-Два-Восемь принял. Подъедем.
— Почему вы всегда… — смолк, потому как Петро уже держал его за свободную руку. Крашеный, пользуясь случаем, отступил ещё дальше, и тихо слился с толпой. Нас он уже не интересовал.
Я легонько подтолкнул знаменосца в сторону открытой двери. Надеясь, что всё еще будет хорошо, он полез внутрь. Следом уселся Петро. Заняли свои места. Внутри пространства теперь чуть меньше.
— Как тебя зовут, юноша? – голос у Бати, грубый, басовитый.
— Велло. Велло Тийгер. – парень решил придержать своё либеральное вольнодумство и избрал в общем, верную для себя тактику.
— Скажи мне Велло, зачем тебе этот флаг?
— Ну, концерт сейчас, я им махать хочу.
— Зачем махать? – допытывался наш водитель.
— Просто так, для радости.
— Для радости? Махать такой тряпкой это может быть кому-то для радости?
Велло пожал плечами. Такой уверенности без сторонней поддержки он уже не излучал.
— А что значит твой флаг?
— Ничего не значит. Просто флаг, чтобы махать.
— Ты ведь навредить им можешь. Вдруг, ударишь кого случайно. Заберем мы у тебя…
— Вы не имеете права! По резолюции ЮНЕСКО, каждый может… — предпринял попытку защитить знамя воинственный Тийгер, но его остановил наш Батя.
— Может ты и прав, молодой тигр, или как там тебя… Но мы сейчас отвезем тебя в Отделение, и там ты напишешь нам про резолюцию ЮНЕСКО, а пока мы отправим им запрос, пару дней подождёшь в камере ответа из ЮНЕСКО, лады?
— Эй, концерт скоро. Может ли быть иначе?
Батя улыбнулся.
— Может. – дополнил я, — ты снимешь флаг, и сломаешь сейчас палку. А потом, пойдешь на концерт и никого там случайно не ударишь.
Секундная пауза. Парень обреченно мотнул головой, в знак достижения компромисса. Вид у него был такой, будто кусок мебельной тряпки был настолько ему дорог, словно он собственноручно ради него, распотрошил домашний диван.
Поломанный трофей, мы кинули в заднюю клетку для задержанных, именуемую – борзильником. Парень ушёл радоваться жизни. Мы не стали проверять его бумаги, и шуметь в эфире. Просто ребятам, хотелось как-то уже начать рабочий день, не сидеть без всякого смысла с самого начала. Батя завёлся и мы покатили медленно по Ванатуру кяэль. На русском эта улица называлась бы — Старорыночная шея.
Сверху, с высоты метров в шестьдесят, на нас смотрел железный Тоомас, символ города и по легендам, наш коллега, — городской стражник средних веков. Уверен, в его время, за такой подозрительный флаг, Велло ответил бы крупным штрафом, а то и публичной поркой от немецкой власти. Рация молчала. Батя, приподнял солнечные очки. Снял говорилку, поднёс к губам. Подумал. Затем, по слогам молвил:
— Лиз-да-бол…, — и тут же отключился.
В ответ, Павлодар разразился бранью, и указаниями не хулиганить на волне. В дежурке на позывном теперь был другой человек, и я сразу узнал его по голосу.
— Пахомов, это опять ты балуешься? Вот приедешь, поговорим.
Батя, не был Пахомовым. Но и наш коллега, смолчал, в эфир не вышел и брань не поддержал. Вовчик Попов, он у нас такой. Шутит не часто и не многословно.
— Павлодар, Два-Два-Восемь на месте Ярвевана.
— Принято, Два-Два-Восемь.
— Павлодар, Два-Два-Восемь!
— На приёме Павлодар.
— На Ярвевана такси гос номер: 34-17 ЕАГ, сбил шлагбаум и съехал в кювет. Двери и багажник открыты. В багажнике труп таксиста. Давай сюда скорую, опер группу и кинолога.
— Понял тебя Два-Два-Восемь, на чьей территории шлагбаум?…
Задержание с оформлением рапорта получилось у нас, немного позже, на проспекте Карла Маркса. Вечерело.
Паша Цвиль, живёт за рестораном «Сатурн» в Копли. Район не наш, но решили навестить приболевшего коллегу, и заскочили в гости. Пробыли не долго, а на обратном пути, Батя заметил на углу странную фигуру. Возраст на ходу не определишь, но увидев нас, человек повёл себя не уверенно, замялся, сделал шаг в сторону. А шаг в сторону, известно с давних пор, — это попытка к бегству…
Задачу осложняло то, что ехали мы по противоположной стороне, и движение какое-никакое, тут имелось. Сделав тактический манёвр, Батя повёл УАЗик, дальше, будто проехали мимо.
— Ну, что, поможем коллегам из Калининского? – обратился он к нам.
— Поможем, отчего же не взять? Может бензин сливают, или машины кроют, — ответил я.
Развернули УАЗ, Батя ослабил скорость, и я на ходу вышел прочь. Действуем, как учили. Пошёл экшен!
Я побежал вокруг пятиэтажки, понимая, что вертлявый скорее всего, двинется в мою сторону, когда Батя и Петро погонят его прямо и откровенно в лоб. Так и вышло. Завидев вернувшийся патруль, человек воровато сделал попытку углубиться обратно во двор, и вышел прямо на меня. Батя притормозил в опасной близости. Мент бегущий на встречу, и скрип тормозов, привели его в смысловой тупик. Он завертел головой, и встретил мой удар в живот. Согнулся.
Может, совершеннолетний, а может, ещё и нет. Грязный, пропитанный насквозь клеем «Момент». В карманах ничего, поблизости тоже. Ни канистры, ни отвертки какой. Чего убегал? Сунули его в борзильник, а поломанную палку и флаг, выкинули в траву прочь. Завтра дворник определит их куда нужно.
— Чего бегаешь? – осведомился Петр?
— Ничего. Страшно. – всхлипнуло тело.
— Чего страшного? – не отставал Петя.
— Ничего. Боялся, что станет как всегда…
— А как, всегда?
— По лещам отхватить, — уточнил токсикомант.
— За что?
— За просто так, — парень оказался дальновидным. Подвел его страх и недоброе предчувствие.
-Два-Два-Три, Два-Два-Три, Павлодару.
— На приёме Два-Два-Три.
— Где находитесь, Два-Два-Три?
— Парк Шнелли, свободны.
— Два-Два-Три, улица Вене, ресторан «Европа». Драка на улице, человек пять.
— Понял, Павлодар, летим.
— Два-Два-Три, Два-Два-Восемь тоже подъедет. Пеших заберём с Ратуши.
— Павлодар, Два-Два-Пять возле Виру, тоже подъедем.
— Спасибо Два-Два-Пять.
Отвезли в Калининский РОВД на улице Вакзали. В рапорте написал, что подозрительный человек был остановлен для проверки документов, которых не оказалось. Потому и доставлен, для дальнейших выяснений причин и следствий. Из борзильника долой, из сердца вон!
— Жену встретим? – спросил у Вовки.
Батя, качнул головой, мол поехали. Эля работает в магазине «Лиллекюла», а находится он на нашей территории. До дома идти, метров триста всего, но сумки у нее могут быть тяжелыми. Надо помочь, время как раз, к закрытию.
— Павлодар, Павлодар, Два-Два-Три!
— Павлодар на приёме.
— К «Европе» нужна скорая, ножевое. Мужчина лет тридцати. Нападавшие скрылись по Мюривяхе в сторону кинотеатра «Сыпрус». Один в чёрной куртке, серых штанах. Второй в джинсах и коричневом пальто. Обоим лет тридцать пять.
— Два-Два-Три – Два-Восемнадцать, помощь нужна?
— Два-Восемнадцать, Два-Два-Восемь, помощь не нужна. Скорую подождут пешие. Оставайтесь на маршруте. — всем патрулям в центре города, Павлодар. В связи с ножевым на улице Виру разыскиваются двое мужчин. Приметы нападавших…
— Два-Двадцать, принял.
— Два-Два-Пять, принял
— Два-Два-Девять, принял…
Подъехали, чуть позже обычного. Смотрю, идёт Элька, спешит. Мы за ней, она обернулась и бежать. Что такое?
— Эля! – крикнул из окна. Жена остановилась, опустила баулы.
— Ты чего от милиции бегаешь?
Время потеряло спокойствие. Лихорадит страну. Конечно, так не всегда будет, найдут решения. В это мы верим и ждём. Но раз с продуктами перебои, и в магазинах пустые полки, люди начинают звереть.
— Яйца привезли, — поясняет она, — мы по своим взяли. В продажу немного пустили, их разобрали. Ну, по десять штук в руки, по остукаарт[2]. Мужик заорал, «Саботаж!» и что ОБХСС, вызывать начнет. У меня в сумке кастрюля, там двадцать штук…И с работы чуть пораньше… Тут вы. Я испугалась.
— Вот, даёшь! – только и нашелся что сказать. Петька и Батя, сидят, ржут в покат. Довезли, домой. Потом, еще немного прокатились, по Сютисте.
— Поесть бы надо, — напомнил о времени Пётр.
— Павлодар-Павлодар, Два-Восемнадцать.
— Внимательно…
— Павлодар, Два-Восемнадцать просит разрешения на обед с 23:15.
— Приятного. Два-Восемнадцать.
— Спасибо.
Приём пищи обычно в столовой автобусного парка. Все закрыты, но их столовка работает и по ночам. Кормят по талонам от МВД. Первое, второе, десерт. Все, как положено. Здесь пересеклись с экипажем Андрюхи Виноградова, и тёзки его, — Кушнерёва. Ребята толковые. Виноградов, особый кадр! Парень симпатичный, женщинам нравится, но хранит верность. А на службе, лезет только в самое пекло и ничего не боится. Харизма у него особая. Я никогда не слышал, чтобы с коллегами проблемы были. И Кушнярь, мужик достойный. Мне нравится в работе, что всегда могу положиться на таких ребят. Не подведут, а нужно придут на помощь по первому сигналу. Подкатили к столовой почти разом. Вместе и зашли. Внутри уже заканчивали ужин парни из соседней роты.
— Ты видал, кто там? – кивнул белобрысый Витька, в сторону раздачи. – Лаура! Эмануэль с ногами!
Наши ребята, хитро улыбнулись. Есть такая порода женщин, кто падок на форму. Все равно, на какую. Бывало, катают таких, и в рабочее время. Молодость, гормоны. Иногда ребятки позволяют себе пошалить. Лаура эта, — знатная длинноногая брюнетка. Знали её все. А почему знали, не поймешь. Или каталась с кем, или только хотели этого патрульные, за её соблазнительный стан.
Зашипела рация.
На связь вышел Щербань.
— Два-восемнадцать, подъедешь?
Все переговоры записываются на плёнку, потом хранятся. Если случай какой, потом прослушать можно, кто и что сказал в эфир. Поэтому, не уточняем, зачем зовёт нас Николай. Если сам не сказал, значит, есть причина.
— Кушаем. Скоро будем.
— Принято.
Разговор короткий. Путь длиннее.
— Павлодар, Два-Восемнадцать.
— Павлодар на приёме.
— Два-Восемнадцать обед закончил. На маршруте.
— Принято, Два-Восемнадцать.
Время к двенадцати.
Вернулись в Старый город. У церкви Нигулисте, что горела несколько лет назад, скамеечки. Коля на ногах, Андрес сидит расслаблено. Руки разложил, как воробей гордый, крылья расправил.
— Устал, — кивает на него Щербань.
И видно, коллега наш хорошенький. Голову вверх держит, на купол церковный взирает. Тихонько изнутри льётся органная музыка.
— Где же вы так? – спрашиваю я. – Илюха с проверяющим приедут, и это залёт реальный.
Щербань тут конечно, не причём. Роткин Владимир Иванович, радовался, когда Андрес пришёл к нам работать. Эстонцев в роте вообще, мало. У нас пара человек всего. Андрес, — лыжник-биатлонист. Роткин всё мечтает сформировать подразделение из спортсменов, побудить людей не только нормативы сдавать. «Чем выносливее вы, тем больше шансов в схватке с преступником. Никогда не знаешь, как оно может повернуться, а навыки вам будут полезны. Занимайтесь, парни!»
У Андреса случается прямо на работе, как сейчас. Куда теперь ему идти? Ноги расслаблены. При ином раскладе, то не наше дело, но тут, в милиции, боевое братство и порука. Помогли сесть в машину. Но чтобы жизнь мёдом не казалась, упечатали в тесный борзильник. Пусть покатается, пока место вакантно. Время такое, что дежурный сейчас проверяет наряды. Ответственные по городу офицеры, работают согласно графика составленного начальником штаба батальона. Раньше им был капитан Антонов Анатолий Михайлович, а ныне старший лейтенант Курилин Михаил Петрович. Дежурные это, комроты и замполиты. Известны каждому в батальоне по имени, и званию. Первая рота: командир капитан Кравченко его зам, — лейтенант Анисимов. Вторая рота: командир капитан Попов, его зам, — капитан Николаев. Третья рота: командир капитан Зацарный, его зам, — капитан Калиничев. Наша, четвёртая рота: капитан Роткин и его зам, — старший лейтенант Береговой. Забавно, но замполиты рот имеют двойные имена. Одни считают простой случайностью, другие курьёзным знаком свыше.
Ленинский район, первая рота: Владимир Владимирович Анисимов. Калининский район, вторая рота: Николай Николаевич Николаев, прозванный между собой, НикНиколсом. Морской район, третья рота: Анатолий Анатольевич Калиничев. Без устава и между собой, просто, — Толь Толич. И лишь в нашей четвёртой роте Октябрьского района, замполит стал исключением, — Павел Семёнович Береговой.
Кто сегодня на смене? Попадаться в любом случае нам ни к чему. Да и какая разница…
— Давай это, Коля, я с тобой похожу, а они в «бобике» трясутся, — предложил я.
Коля рад, хотя за день устанешь пешком, так что, лучшим бы для него сняться с маршрута и колесить заодно с нами. Проверяющему как-то объясним замену. Найдем слова нужные. Но как оправдаться, что из старого города пеший пост вообще сняли. Тем более, сейчас? Ничего, погуляю. Погода хорошая.
— Два-Два-Восемь, Два-Два-Восемь, Павлодар.
— Павлодар, Два-Два-Восемь на приёме, в отделе с задержанным.
— Два-Два-Три, Два-Два-Три, Павлодар.
— Два-Два-Три на обеде.
— Есть кто свободный из октябрят, ответьте Павлодару.
— Два-Семнадцать свободен на Мичурина.
— Два-семнадцать, подъедете на Сютисте 18, шум в квартире, вызывали из 27ой, шумят в 30.
— Два-Семнадцать, понял, Сютисте 18, следуем.
Ребята отъехали, а мы с Николаем зашагали по Вана-Поссти в сторону Суур-Карья. Недобрый дом под номером одиннадцать, оставался в стороне. Мысли сразу вернулись на несколько часов назад, ко времени незаметного моего перелёта из Мустамяэ в Старый Город. Нет, лучше бы я все-таки остался в машине!
Завернули в сторону площади Победы. На уголку там, бабки цветы предлагают. И вот на глазах наших, подонок у одной, что ландыши продавала, дёргает из рук кошелёк. Бабка орёт не от страха даже, от отчаяния. Куда ей за молодым конём гнаться…Я рванул вперёд. Коля за мной. Он моложе меня, к тому же, неплохой бегун и боксёр.
— Стой, или я свистеть буду! – крикнул Щербань дергачу.
Я на секунду сбавил темп, стало почему-то смешно. Экая, угроза, — свистеть он будет! Положено кричать иное:
— Стой, или буду стрелять! – крикнул, но в это веры нет ни у меня, ни естественно, у Коли, ни у бегуна того. Несётся легко в кроссовках. Ритм такой, дабы сил много не тратить. Мы с напарником в жёстких ботинках-утюгах… У Коли рация. Вдруг, кинет. Иногда это работало при погонях. Рация приспособленная, ничего ей не будет. Попадёт по хребту, бегуна притормозит. Но расстояние велико. Промажет и напарник мой, остановиться, задержится. Риск.
Направление на горку Харью. Завтра там народ музыкальный с утра соберется: обмен пластинками, покупка видеокассет и другой дряни. Не думать сейчас о том! Не до того! На голом энтузиазме поднимаемся по крутым ступенькам. Дистанция увеличилась. Там, впереди, башня Кик-ин-де-Кёк. И вдруг, он резко свернул влево, в темноту парка. Появилась надежда. Там, ему куда деться? Тупик. Стена бастионная. Низкое ограждение, и пропасть. Под ней, теннисные корты. Высота стены, метров пятнадцать.
— Стой, гад! – голос Коляна, сбивчивый. Ну и что, что спортсмен, запыхался и он. И вот, стоим. Быстроногий перемахнул через оградку, и застыл у грани. Мгновение, и сиганул вниз, в темноту.
— Два-Семнадцать, Два-Семнадцать, Павлодару.
— На приёме Два-Семнадцать, следуем на Сютисте.
— Запишите ещё один вызов, пока все заняты, Вильде тее 125, во дворе пьяная компания.
— Понял, Павлодар, Вильде 125, двор посмотрим.
— Спасибо Два-Семнадцать. Когда будете на Сютисте? Второй раз звонили.
— Павлодар, Два-Семнадцать на месте Сютисте 18.
Мы увидели это вместе. Для обоих шок. Выглядело самоубийством.
— Коля, рацию доставай! – голос и не узнал свой. Охрип, и тут ещё такое… Прыгать следом, мы конечно, не стали.
— Два-восемнадцать, далеко? Помощь нужна… – Коля как мог, подробно сообщил куда нужно подъехать, чтобы осмотреть со стороны кортов. Подъехали тут же. Выпустили продышаться Андреса. У того, при себе имелся фонарик. Пусть труп или калеку высветит. Тем временем, мы с Колей пошли назад, к лестнице. Только сейчас я заметил, что где-то поцарапал шею. В парке кусты и ветки. В темноте, да на бегу, всего не увидишь. Немного сочилась кровь, и я протёр рану носовым платком.
— Медицину вызывать надо, — выдавил Николай.
— Подожди. Спустимся, осмотрим сперва. Если надо, из машины вызовут.
Прошли мимо публичного туалета на пригорке у начала Харью, и завернули на бульвар Юрия Гагарина. У въезда на корты, стоял покинутый экипажем «бобик». Падуна осматривают, — промелькнула мысль. Но, не тут-то было. Лучом фонарика, Петруха водил то по стене бастиона, то зачем-то пытался перенаправить его на ограду и кусты сверху. Невероятно, но бросившийся вниз дергач, исчез! Не было его тут! Как же, так? Высота не прощает, обязательно отметит тело травмами, разобьёт ноги, а то и убьёт вовсе.
— Ты Вовка, уверен, что он сюда прыгнул? – с сомнением, протянул Петро.
— Вместе видели, — кивнул я в сторону Коли.
Тот, поддержал, мол так.
— Ну и где? – в голосе Петро слышалась лёгкая укоризна. Но я, смотрел ни на него, а на приоткрытую железную дверь в стене.
— Может, там? – словно читая мысли мои, отозвался, Коля.
Место и правда, странное. Может склад, какой спортивный? Все-таки, территория теннисного корта.
— Давай, осторожно! – выговорил Андрес. На ногах он держался не уверенно, но шаг к двери выступил.
— Куда несёт тебя? – буркнул ему вслед Батя.
Я шагнул вслед за Андресом. У него имелся второй фонарик, а поймать змею вертлявую, которая вероятно туда заползла, было делом чести. Тронули дверь. Толщиной, сантиметров в сорок. Не без труда поддалась, сопроводив движение глухим скрипом. Лучи лизнули доломитовые стенки. Сыро тут. Сыро и грязно. Воняет кошачьей мочой.
— Не вступи в дерьмо, — посоветовали сзади. Никто туда вступать намерения, понятное дело, не имел. Совет излишен, но правилен. Загадочный вход превратили в отхожее место. Зачем так, мне не понять. До бесплатного туалета сто метров, не больше. Прыгуна не видно. Может, ушёл дальше? Несколько шагов, и дорожка делает поворот. На удивление, пробивает свет. Узкая полоска слабо освещает каменистый пол. Дотронулись до двери. Постучали.
— Кто? – голос не свежий, владелец его много пожил, не мало повидал.
— Милиция.
— Заходи, — ответили мгновением позже. Осторожно, без сильного доверия и совершенно без радости.
…Вот кого я не ожидал тут увидеть, это художников! Представьте: хорошее освещение, большая комната, чуть ли ни зал или студия. В стороне несколько обогревателей, топят воздух. Куча картин в разном стиле исполнения, от абстракций и жутковатого, сюрреализма, до вполне успокаивающих пейзажей и весёлых открытых людей в различных обстоятельствах. Краски, кисти, большой стол, непонятно как сюда втиснутый. Плоскость покрыта газетами на двух языках, успевшими потерять свежесть, пожелтеть и быть испачканными едой и пролитыми напитками. Хозяев всё, по-видимому, тут устраивало. Если не принимать во внимание незваных гостей, конечно.
— С чем пожаловали? – Протянул тот, что начал разговор, когда дверь была ещё прикрыта. Всего художников и сочувствующих, было трое. – Ордерок имеете?
— Нужен ли? – подал голос из-за моей спины нетрезвый Андрес.
— Вам лучше знать.
— Вы тут, что? – поддержал напарника Щербань.
— Мы тут пишем, рисуем и пьём, — художник, как полагается патлатый, с бородой и неухоженным беретом, — указал на бутылки с известными многим этикетками.
— Лучшего места не нашли? – в голосе Андреса я услышал сочувствие. Оглядел между делом остальных. Интересовавшего нас типа тут не было.
— Аренда дешевая. Места много, — перечислил достоинства второй мазила.
— Аренда? У кого? – ухватился Коля.
— У Художественного института. Вон там, напротив, — первый мастер кисти, указал сквозь нас, на дверь, склад у них. А мы тут и пишем, и охраняем заодно.
— Во как! И есть от кого охранять? – вступил я. Мужик от искусства, похоже, говорил правду. Однако, на мой вопрос, как-то нехорошо передернулся, повёл плечами.
— Бывает…
— А, минут пять-десять назад, был кто? – принялся я осторожно раскручивать знатока.
— Ты это, Бундес, погодь! – остановил, открывшего было рот владельца берета, третий, доселе молчавший тип. Протянул стаканы, и бутыль. – Закуски мало…
Мы с Николаем переглянулись. Андрес подался вперёд.
— Пьём, говорим. Не пьём, не говорим, — пояснил местные правила третий.
— Наливай, — не стал упорствовать Андрес. Мы молчали, останавливать товарища идущего на жертву, ради дознания, не так уж и правильно. Опрокинули по одной. Коля отвертелся аргументом, что предупредить ребят снаружи надо, и вышел прочь. Я же, приобщился к разговору.
— Здесь это… Разное бывает. Самим страшно. Недавно бежал кто-то. Не видели, а слышали. Собака будто…
— Как это, собака? – не поняли мы с Андресом оба, но спросил за двоих я.
— Ну, знаешь, как собака скулит, и бегает? Такие вот звуки. Минут шесть назад. Дальше, в лабиринт. – По коже поиграл холодок.
— Лабиринт? Тут что, дальше ход есть?
Третий, посмотрел на меня с интересом. Брови поползли вверх.
— Ты что, парень? Не знаешь, попал куда? Это же шведский бастион. Самое начало его. Как его… Ин-гер-ман-ладский, — протянул он по слогам. Там дальше, труба. Ни дна, ни покрышки.
— Как так?
— Лабиринт это. Вход в лабиринт, понимаешь? Подземный город.
Про ходы внизу Таллина, я конечно слышал и знал. Ещё в самом начале службы, мы в пешем патруле обходили брошенные дома, коих в Старом Городе хватает. Никто не живёт и не эксплуатирует. Формально, — в поисках преступного элемента, а на деле, — просто интересно, что там и как. Шли, конечно днём, при свете. Не редко в подвалах упирались на замурованные кладки. Непонятно куда ведущие проходы, бетонные люки. «Канализачка» — пояснял некогда разговорчивый Корейко. То не фамилия, а прозвище. Получил его Саша, за утилитарный подход: сгребал из подвалов брошенные пачки макулатуры, бутылки пустые. Сдавал всё днём в пункты приёма. В шутку его и прозвали подпольным миллионером. К подземному городу, никто не относился всерьёз, хотя и гуляли слухи, что ходами тут, весь Старый Город пронизан, как пористая губка, на многие сотни метров вниз. И никто не знает, кто и когда их отрыл. Под оборонительными бастионами, ходы имелись, и это точно. Сам Корейко однажды говорил, что проходил так, под здание республиканского Совета Депутатов, на Тоомпеа, и послушал как работает зал. Заплутал, и выбрался совершенно в неожиданном месте. На просьбы показать, отмахивался, и отшучивался. Берег тайны свои и дружбы особой ни с кем ни затевал. Были у него какие-то карты, никто их в глаза не видел. Еще, слышал, что у КГБ и МВД, с улицы Пагари, а по-русски, с Пекарной, тянулся подземный ход до убежища, на случай самого страшного…
— Уйдёшь, и вернёшься, если только очень повезёт, — продолжал рассказ третий. – Если с диггером опытным только…
— Это ещё кто? – насторожился я.
— Диггер… Кто под землей ходит, как шахтёр… Фильм, «Сталкер», смотрел? Вот, типа такого, ушибленного на всю судьбу. С таким, еще, шансы есть. Мы, ходили немного. Там, бомбоубежище, нары, грязи полно. Одни ходы потоплены, другие просто сырые. Давай что ли ещё… — третий посмотрел на беретного коллегу, названного Бундесом. Тот, молча разлил забериху.
— Будем. – Третий, поднёс к губам.
— За искусство? – в надежде спросил его коллега и подельник.
— За тех, кто не вышел.
Я поперхнулся. Часть напитка пошла носом. У Андреса получилось хорошо.
— Там это… башня ещё есть под землёй и река. Но пройти, слова тайные знать нужно. Иначе, дорогу не увидишь. – Голос художника разносился лёгким, и неприятным эхом.
— Это как? – Андрес медленно опустился на грубо сколоченную скамью. Слова дались не без усилия.
— Это, если с ритуалом идти, то понятно станет, или духи разрешат. А ты думал, как?
Андрес, пожал плечами. Погоны поднялись на секунду вверх, и опустились на место.
— В общем, не просто всё. Идешь, дорогой во второй раз, и замечаешь ходы, а в первый раз не было их там. Живой лабиринт. И тени…
— Что еще, куради райск? – беседа нагнеталась.
— Вот-вот! – многозначительно, поддержал Бундес, — Тени там! Шорохи, стоны из глубины. Иногда обрывки слов.
— Галлюцинации? Говорят, что? – напрягся я.
— А не поймешь. Язык не наш… Я башню не видел. А к протоку доходил раз и там… — Бундес замолчал.
— Ну… — потянул мысль я.
— А ты не нукай, мент! Нечего тебе на меня нукать! Молод ещё! – неожиданно заупрямился мужик. Он и правда, был значительно старше меня.
— Ладно, слушай, — водка всё-таки толкала к исповеди, и задавила гнев. – Может русалка, может ещё кто… Существо в общем… На бабу похожа. Встретились взглядом, она в поток, и канула. Вонь там от воды. Течёт быстро. Слышал небось про подземные течения, а? Харьяпеа[3] тут гуляет. Неожиданный проток.
— Это речка так названия, — стараясь увязать слова, дополнил Андрес, — пошли поглядим. Он поднялся без уверенности в ногах.
— Ты чего?
— Пошли, говорю! Выводить сукиных детей надо! – он ухватил меня за лацкан.
Рисовальщики напряглись, подвинулись плотней. Но Андрес смотрел ни на них. Толкнул дверь и вышел в коридор.
— Идём! – теперь никто под ботинки уже не смотрел. Заплутает и правда. Я шагнул следом. Ноги согласились с командой, но как-то лениво, не охотно.
***
Его шатало по сторонам. Рукав кителя обтёр мокрую гадость с доломитовой стены. Я коснулся её кончиками пальцев. Склизклая, но без запаха. Может, принюхались? Силуэт Андреса качался в лучах фонарика.
— Здесь голубые могут быть! Иди осторожно. – В голосе я ухватил лёгкий азарт.
Словом таким, педерастов называть стали не так давно. В социальный обиход вошло оно не без ухмылок и пошлого юмора. Представители этой породы активно искали друг друга, шли на знакомство в городе, находили взглядами друзей прямо в трамваях и автобусах. Где-то, говорят имелись специальные места досуга. Из общественных туалетов бедокуров мы гоняли, когда маршрут назначен по пути. Гоняли за хулиганство и порчу общественного имущества. Как же иначе назовёшь высверливания дырок в фанерных стенках между кабинами? Дырень такая, чтобы аккурат туда причиндал свой всунуть, и дать доступ к нему человеку на обратной стороне… Дело интимное, но вызывает брезгливость. К тому же, детям видеть порчу, и глядеть к соседу, совсем уж нехорошо. В охоте за «озорной» братией, Андрес имел наработанный и вероятно, никем иным в Таллине, не превзойденный опыт. Протоколы составлял на месте, или звал дежурную машину.
— Место им хорошее, тихое, — приговаривал он.
— И сдались тебе… — кинул я реплику. Думал я об ином: путанные проходы, тёмные байки, скрытые башни… С каждым шагом следовать вперёд, хотелось всё меньше. Ещё провалишься к чёрту…
— А что же ты хотел? – с вопросом этим, Андрес резко развернулся в мою сторону, и приник спиной к шершавой стене. Скользнул по моему лицу светом. Я успел разглядеть улыбку на его лице. – По комсомольским директивам, да и знаешь, life is life, шала-на-на-на…- протянул он на мотив популярной песенки группы «Опус», и вновь улыбнулся.
— Да ты… — я не успел докончить фразу. Где-то сбоку, чуть впереди по коридору, вдруг раздался звук убегающих шагов. Чёткий стук каблуков и подлый, гадский, коварный, но тихий смех. Мужской, женский, детский, не разберёшь… Пробило в озноб. Кто это? Этот кто-то стоял тут некоторое время, при нашем приближении. Хладнокровно соблюдал тишину и молчание, и вот теперь, в полной тьме, резко и уверенно бежит прочь. Поджидал нас, не дождался совсем чуть-чуть, и будто заманивая дальше, увлекает вперёд…
Я в момент, почти отрезвел. Попытался ухватить Андреса за лацкан, но получилось в темноте за ускользающий палец.
— Edasi[4]! – то ли крикнул, то ли громко шепнул он, и мазнув лучом перед собой, ринулся на убегающий звук. Тут же исчез.
— Стой! Куда ты!? — Крикнул я, оставшись в полной темноте. В кармане должна быть мягкая пачка сигарет «Экстра», и спички. Была еще одноразовая красная зажигалка с какой-то рекламной надписью на финском языке, но та работала не всегда. Выбросить жалко, красивая. Надеялся отнести в Дом Быта, где заряжали по новой даже такие. Так, вот они спички! Чиркнул. Головка зашипела и отскочила. Мгновенная вспышка утонула во тьме. Защипало от пота свежую царапину на шее.
— Андрес! Аускюла, бес! – позвал я пьяного дурака. Потерь тут ещё не хватало… Вторая спичка озарила мрак. Поднял повыше. Прямо передо мной, стоял Аускюла, только почему-то без фуражки.
— Ты как тут… Куда дёрнул? – выдохнул я.
Он ответил жестом, только я не успел его разглядеть, потому как потух огонёк.
— Чёрт, фонариком подсвети…
— Я кажется его потерял, — ответил он ровным голосом.
Что-то тут было ни так… Я достал третью спичку. Повёл по сере, осветил.
— Выбираться надо. Пошли на выход.
— Давай, — согласился он, и положил мне руку на плечо. – Идём.
Я повернулся назад. Назад ли? В такой тьме не разберешь. Интуиция молчала.
— Нам туда? – спросил я за спину. Андрес смолчал, но плечо не отпустил. От руки его, даже через погон тянуло холодом. За стены, видать ощупью настудил…
Шаг, второй. Гаснет третья спичка.
— У тебя коробок, есть хоть? – и опять тишина. От плеча пробрал холодок. И в этот момент, откуда-то сбоку, — непонятно, откуда там ход, — выбил прямо в лицо луч.
— Осторожно, Вова! – резкий крик. Я дёрнулся вперёд. Рука слетела с плеча. В этот момент бахнул выстрел. По черепу, немного выше уха, полоснула жгучая боль. Присел. Рукой жму на клапан кобуры.
— Вова, ко мне! – Орут от луча и приближаются вперёд.
Андрес! Он появился скорее, чем я вытащил свой пистолет.
— Жив?
— Ты, сука! – Я мотнул кулаком на встречу, но попал в пустоту. – Ах, сука!
— Стой! Ты, чего?
— Нет, ты чего? Ты мне в голову попал!
Луч, пробежал по глазам. Я прикрывал ладонью череп. Рука мокрая, липкая.
— Это, в тварь я… — Он ухватил меня за пиджак и резко дёрнул за собой. Бежим!
Луч плясал впереди нас, и я только надеялся, что этот козёл понимает куда нам нужно лучше, чем стреляет… Поворот. Следующий. За спиной знакомый цокот каблуков, и тот-же смех. На какой-то момент, Аускюла, выпустил мой китель, и я наскочил плечом на угол. За ним, виднелся тусклый свет комнаты художников! Пронёсся мимо, растопырив руки по сторонам. Успел им крикнуть:
— Блокируй двери! – И через мгновение достиг выхода. Вывалился наружу. Батя перегибает Аускюлу, Щербань в боксёрской стойке, приготовился к отпору атаки. У Петьки рука по-простому, с табельным пистолетом: проход на прицеле. Все тут. Андрес блюёт себе под ноги. Фонарь лежит чуть в стороне.
— Чего там? – Голос у Петро на нервах. – Нашли кого?
[1] Название эстонской минеральной воды.
[2] Остукаарт, — покупательская карточка. Была введена в Эстонии, для защиты внутреннего рынка. С ее помощью стало возможным купить некоторые товары только жителям республики.
[3] Харьяпеа – название подземной реки в Таллине, спрятанной под землю в первой половине двадцатого века.
[4] Вперёд! (эст.)
Конец ознакомительного фрагмента.